«Одиссея» Марка Букина: путешествие к внутренней свободе
На сцене театра «Красный факел» состоялась премьера спектакля «Одиссея» в постановке Марка Букина. Героем пьесы становится не только легендарный Одиссей, но и каждый зритель, совершающий внутреннее путешествие по лабиринтам памяти, чувств и мыслей. Открывая дверь в страну гомеровского мифа, зрители отправляются навстречу внутренним противоречиям и глубоким философским вопросам. О том, как античная классика находит отклик в душе современного человека, и о личном опыте режиссёра Марка Букина — в нашем интервью.
LT: Марк, вы рассказывали, что темы ваших спектаклей рождаются естественно, будто подсказаны временем. Ваши недавние постановки — «Отцы и дети», «Ромео и Джульетта», а теперь «Одиссея» — продолжают линию семейной истории. Что конкретно привлекло вас в образе Одиссея как героя нашего времени?
МАРК БУКИН: Действительно, в последние годы у меня каждый спектакль создан в жанре трагедия, где центральный персонаж постоянно ищет своё место в жизни: кто я, зачем живу, какую роль исполняю. «Одиссея» для меня — это своеобразная точка отсчёта. Древнегреческая трагедия, лежащая в основании ранней европейской цивилизации, рассказанная языком героев, находящихся в постоянном поиске собственного предназначения. Подобные экзистенциальные поиски волнуют любого зрителя, особенно сейчас, когда мир стремительно меняется, прежние смыслы исчезают, а новые только формируются. Возникает необходимость поговорить с самим собой: как я вписываюсь в происходящее, каково моё место в новом мире?
Тем более, что это имеет личное значение. Недавно я стал отцом, и в моём новом спектакле передо мной впервые возникла внутренняя дилемма: кто я — ещё Телемах, ждущий отца, или уже Одиссей, возвращающийся к сыну? Пока я не готов дать ответ на этот вопрос, но самое интересное — находиться в состоянии постоянного поиска и исследовать эту двойственность.
То есть «Одиссея» в вашем прочтении — это символический путь к себе?
Это путешествие, преодоление времени и пространства. Возвращение, которое откликается в каждом из нас: можно ли вернуться туда, где было уютно, счастливо, где остались воспоминания детства, радости юности? Двадцать лет Одиссей скитался вдали от родного острова Итаки, двадцать лет жил чужими жизнями, видел чужие берега. Вернувшись, наконец, домой, он обнаруживает, что изменился не только окружающий мир, но и он сам.
Каждый из нас, покидая родительский дом, уезжая на край света, рано или поздно задумывается о возвращении. Но придя обратно, видит родину совсем иными глазами. Оказывается, что дело вовсе не в доме, а в самом себе. Именно поэтому Одиссей в моей версии напоминает шекспировского Гамлета – глубоко мыслящего героя, стремящегося познать истину и задать вечные вопросы о смысле бытия.
У Гомера много других ключевых персонажей в поэме, кто ещё близок лично вам как человеку и художнику?
Это, конечно, образ Пенелопы. Спектакль в широком контексте рассказывает историю семьи, а ведь именно семейные отношения определяют нашу радость, боль, чувства, эмоции. Каждый зритель несёт с собой багаж семейных переживаний, травмирующих воспоминаний или светлых моментов.
Для меня Пенелопа — образец настоящей женственности, святости и добродетели. Я воспринимаю её как центрального персонажа спектакля, именно ей принадлежит особая роль. В какой-то степени это и про мои взаимоотношения с фигурой матери, ведь я вырос без отца, потеряв его в раннем детстве. И всю жизнь прожил с мамой, как и Телемах.
В спектакле образ мамы представлен ярко и значимо, олицетворяя домашний очаг, ту самую Итаку, к которой стремится Одиссей.
Легко нашли исполнителей на главные роли?
Распределение ролей произошло моментально и без колебаний. Работая режиссёром, я всегда держу в голове список актёров, с которыми хотел бы сотрудничать. Для моего проекта «Одиссея» я целенаправленно искал материал под Константина Телегина, Дарью Емельянову и Артёма Малиновского — прекрасных артистов, с которыми уже имел удовольствие ставить спектакль «Ромео и Джульетта». В такой же любви и полном взаимопонимании мы работает над проектом «Одиссея». Добавились и новые актёры, с которыми я ранее не работал: Олег Майборода, Денис Казанцев и другие. Вообще подбор оказался удачным, все артисты отлично справляются со своими ролями, создавая особую атмосферу единства и творческого подъёма.
Работая с материалом, сохраняете ли вы дух оригинала или создаёте абсолютно новую историю?
Поэма Гомера — это же не пьеса, не драматургия, а текст, который предполагается петь.
Если переносить этот материал на сцену, то неизбежно герои, какие-то сюжетные повороты и линии претерпевают изменения. Однако если не углубляться в литературу и историю, зрители вряд ли почувствуют сильное отклонение от первоисточника.
Надо помнить, что древние греки мыслили иначе, жили в дохристианском обществе, наполненном множеством богов и легенд. Современная христианская культура сформировала иную психологию восприятия понятия героя. Значит, наш взгляд на Одиссея обусловлен современным восприятием, а не реалиями античности.
Главный вопрос, который задаёт спектакль: кто принимает решение — человек или вышестоящие силы
И вот как поместить, условно говоря, человека нашего времени, XX–XXI века, в ситуацию, в жанр трагедии, где финал неизбежен и предначертан? Мы исследуем, как это вообще между собой соединяется. И есть ли выход из этой ситуации.
Главный вопрос, который задаёт спектакль: кто принимает решение — человек или вышестоящие вселенские силы? Является ли жизнь запрограммированной или мы имеем право на свободный выбор? На эти вопросы нет простых ответов, и каждый зритель вынужден искать собственные объяснения.
Любопытный момент: ваш коллега, главный режиссёр театра «Красный факел» Андрей Прикотенко ранее также ставил «Одиссею», но в другом театре. Чувствуете ли вы какую-нибудь особую ответственность или конкуренцию в связи с этим фактом?
Это вообще не про конкуренцию история. Импульс поставить «Одиссею» пришёл гораздо раньше. В 2016 году я приехал Пермский академический Театр-Театр и там шёл спектакль «Одиссея» новосибирского режиссёра Алексея Крикливого. Я буквально попал на последний показ этого спектакля, и он во мне как-то сразу срезонировал. Поймал себя на мысли, что и мне было бы интересно над этим подумать. А ещё через несколько лет был прекрасный спектакль Андрея Михайловича, но я видел только видеозапись. Причём сам её у него попросил, когда уже приступил к работе над нашей «Одиссеей».
Кстати, следующим летом появится ещё одна «Одиссея» — фильм Кристофера Нолана. Я вижу в этом всём некую взаимосвязь.
А ещё очень интересно, когда за один и тот же материал берутся разные художники, отличающиеся по возрасту и стилю. Как они видят эту историю под разными углами? Какие темы выделяют как главные, а какие оставляют на второй план? Что становится центральной нитью в произведении? Вот в этом аспекте кроется настоящий азарт, творческий драйв. Как реализую эту идею я? А как воплотит её Нолан в своём фильме? Это крайне захватывающе.
LT: Марк, вы рассказывали, что темы ваших спектаклей рождаются естественно, будто подсказаны временем. Ваши недавние постановки — «Отцы и дети», «Ромео и Джульетта», а теперь «Одиссея» — продолжают линию семейной истории. Что конкретно привлекло вас в образе Одиссея как героя нашего времени?
МАРК БУКИН: Действительно, в последние годы у меня каждый спектакль создан в жанре трагедия, где центральный персонаж постоянно ищет своё место в жизни: кто я, зачем живу, какую роль исполняю. «Одиссея» для меня — это своеобразная точка отсчёта. Древнегреческая трагедия, лежащая в основании ранней европейской цивилизации, рассказанная языком героев, находящихся в постоянном поиске собственного предназначения. Подобные экзистенциальные поиски волнуют любого зрителя, особенно сейчас, когда мир стремительно меняется, прежние смыслы исчезают, а новые только формируются. Возникает необходимость поговорить с самим собой: как я вписываюсь в происходящее, каково моё место в новом мире?
Тем более, что это имеет личное значение. Недавно я стал отцом, и в моём новом спектакле передо мной впервые возникла внутренняя дилемма: кто я — ещё Телемах, ждущий отца, или уже Одиссей, возвращающийся к сыну? Пока я не готов дать ответ на этот вопрос, но самое интересное — находиться в состоянии постоянного поиска и исследовать эту двойственность.
То есть «Одиссея» в вашем прочтении — это символический путь к себе?
Это путешествие, преодоление времени и пространства. Возвращение, которое откликается в каждом из нас: можно ли вернуться туда, где было уютно, счастливо, где остались воспоминания детства, радости юности? Двадцать лет Одиссей скитался вдали от родного острова Итаки, двадцать лет жил чужими жизнями, видел чужие берега. Вернувшись, наконец, домой, он обнаруживает, что изменился не только окружающий мир, но и он сам.
Каждый из нас, покидая родительский дом, уезжая на край света, рано или поздно задумывается о возвращении. Но придя обратно, видит родину совсем иными глазами. Оказывается, что дело вовсе не в доме, а в самом себе. Именно поэтому Одиссей в моей версии напоминает шекспировского Гамлета – глубоко мыслящего героя, стремящегося познать истину и задать вечные вопросы о смысле бытия.
У Гомера много других ключевых персонажей в поэме, кто ещё близок лично вам как человеку и художнику?
Это, конечно, образ Пенелопы. Спектакль в широком контексте рассказывает историю семьи, а ведь именно семейные отношения определяют нашу радость, боль, чувства, эмоции. Каждый зритель несёт с собой багаж семейных переживаний, травмирующих воспоминаний или светлых моментов.
Для меня Пенелопа — образец настоящей женственности, святости и добродетели. Я воспринимаю её как центрального персонажа спектакля, именно ей принадлежит особая роль. В какой-то степени это и про мои взаимоотношения с фигурой матери, ведь я вырос без отца, потеряв его в раннем детстве. И всю жизнь прожил с мамой, как и Телемах.
В спектакле образ мамы представлен ярко и значимо, олицетворяя домашний очаг, ту самую Итаку, к которой стремится Одиссей.
Легко нашли исполнителей на главные роли?
Распределение ролей произошло моментально и без колебаний. Работая режиссёром, я всегда держу в голове список актёров, с которыми хотел бы сотрудничать. Для моего проекта «Одиссея» я целенаправленно искал материал под Константина Телегина, Дарью Емельянову и Артёма Малиновского — прекрасных артистов, с которыми уже имел удовольствие ставить спектакль «Ромео и Джульетта». В такой же любви и полном взаимопонимании мы работает над проектом «Одиссея». Добавились и новые актёры, с которыми я ранее не работал: Олег Майборода, Денис Казанцев и другие. Вообще подбор оказался удачным, все артисты отлично справляются со своими ролями, создавая особую атмосферу единства и творческого подъёма.
Работая с материалом, сохраняете ли вы дух оригинала или создаёте абсолютно новую историю?
Поэма Гомера — это же не пьеса, не драматургия, а текст, который предполагается петь.
Если переносить этот материал на сцену, то неизбежно герои, какие-то сюжетные повороты и линии претерпевают изменения. Однако если не углубляться в литературу и историю, зрители вряд ли почувствуют сильное отклонение от первоисточника.
Надо помнить, что древние греки мыслили иначе, жили в дохристианском обществе, наполненном множеством богов и легенд. Современная христианская культура сформировала иную психологию восприятия понятия героя. Значит, наш взгляд на Одиссея обусловлен современным восприятием, а не реалиями античности.
Главный вопрос, который задаёт спектакль: кто принимает решение — человек или вышестоящие силы
И вот как поместить, условно говоря, человека нашего времени, XX–XXI века, в ситуацию, в жанр трагедии, где финал неизбежен и предначертан? Мы исследуем, как это вообще между собой соединяется. И есть ли выход из этой ситуации.
Главный вопрос, который задаёт спектакль: кто принимает решение — человек или вышестоящие вселенские силы? Является ли жизнь запрограммированной или мы имеем право на свободный выбор? На эти вопросы нет простых ответов, и каждый зритель вынужден искать собственные объяснения.
Любопытный момент: ваш коллега, главный режиссёр театра «Красный факел» Андрей Прикотенко ранее также ставил «Одиссею», но в другом театре. Чувствуете ли вы какую-нибудь особую ответственность или конкуренцию в связи с этим фактом?
Это вообще не про конкуренцию история. Импульс поставить «Одиссею» пришёл гораздо раньше. В 2016 году я приехал Пермский академический Театр-Театр и там шёл спектакль «Одиссея» новосибирского режиссёра Алексея Крикливого. Я буквально попал на последний показ этого спектакля, и он во мне как-то сразу срезонировал. Поймал себя на мысли, что и мне было бы интересно над этим подумать. А ещё через несколько лет был прекрасный спектакль Андрея Михайловича, но я видел только видеозапись. Причём сам её у него попросил, когда уже приступил к работе над нашей «Одиссеей».
Кстати, следующим летом появится ещё одна «Одиссея» — фильм Кристофера Нолана. Я вижу в этом всём некую взаимосвязь.
А ещё очень интересно, когда за один и тот же материал берутся разные художники, отличающиеся по возрасту и стилю. Как они видят эту историю под разными углами? Какие темы выделяют как главные, а какие оставляют на второй план? Что становится центральной нитью в произведении? Вот в этом аспекте кроется настоящий азарт, творческий драйв. Как реализую эту идею я? А как воплотит её Нолан в своём фильме? Это крайне захватывающе.
