Первый Летний театральный фестиваль в Новосибирске
Во время конкурсного показа перед жюри встала трудная проблема определения победителей, так как программа спектаклей, составленная профессиональными экспертами, была действительно отборной. Стоит, наверное, на следующий фестиваль учесть больше номинаций.
Конкурс открывался спектаклем «Бесы» театра «Красный факел». Постановка режиссера Андрея Прикотенко с запоминающимися актерскими работами Никиты Воробьева, Александра Полякова, Константина Телегина, Елены Ждановой и др. позволила зрителям заново переосмыслить один из самых сложных романов русской литературы, оказаться внутри тончайшего психологического разбора характеров героев Достоевского. Великий Федор Михайлович полтора века назад предсказал трагедию, которая ждала мир из-за фанатиков, не ценящих ни свои, ни чужие жизни ради туманных революционных идей.
Когда-то нас учили в школе, что все революционеры – герои, борющиеся за счастье народа, однако, время и исторические документы, опубликованные впоследствии, внесли коррективы: теперь мы знаем, какие беды принес миру воинственный радикализм. Спектакль Андрея Прикотенко отличает стильное лаконичное пространство (художник Ольга Шаишмелашвили), идеально стерильный мир, выдержанный в строгой монохромной гамме. На фоне нейтрального цвета жемчужных стен беспокойными пугающими тенями мелькают черные одежды героев, то и дело пересекающих сценическое пространство. Исключение составляют два роскошных бальных платья: голубое – фанатичной матери Варвары Ставрогиной (Елена Жданова) и белоснежное – увлекающейся губернаторши (Дарья Емельянова), но женщины Достоевского – лишь героини интриг, они ничего не решают. Черные тени, в итоге, побеждают. С первой же мизансцены на сцену начинают сыпаться черные хлопья – горит Заречье, подпаленное заговорщиками, повязанными групповой тайной безумства. В финале мрак черных хлопьев покрывает всё и вся...
Спектакль Нюрбинского государственного передвижного драматического театра (Нюрба, Республика Саха (Якутия) «Якут, превратившийся в злого духа» по мотивам рассказов Платона Ойунского вызвал у публики биполярные чувства. С одной стороны, в постановке режиссера и автора инсценировки Юрия Макарова – невероятно красивый свет от художника Константина Михайлова,завораживающая стилизованная музыка, горловое пение, костюмы Дарьи Тартакыновой принесли зрительский экстаз. С другой стороны, разобраться в запутанной истории насилия и нечаянной радости, повенчанных с бубном и крестом, смогли далеко не все. Спектакль перенасыщен визуальной экспрессией и странной электронно – механической пластикой при скупости текста.
Бегущая строка титров, то замирала, то исчезала, то вдруг оборачивалась хаосом букв и цифр, бередя умы, то и дело впадающей в летаргический сон, публики. Постановка, тем не менее, останется в памяти: такое зрелище, вряд ли, забудешь, а может, со временем, что-то еще и поймешь…
Вечерний спектакль второго дня – «Господа Головлевы» в убедительной постановке режиссера Дмитрия Акимова и изобретательной, при этом сдержанной, строгой и глубокой по смыслу сценографией Елены Сорочайкиной, уже прославился в этом сезоне на различных фестивалях, неизменно вызывая восторг у искушенной публики. Сплетя Достоевского с Салтыковым-Щедриным, перебив мизансцены черным юмором «советского» церемониймейстера, режиссер Дмитрий Акимов препарировал беса Иудушку, как профессор Преображенский Шарикова.
Жаль, что нельзя человеческого оборотня превратить обратно в милейшего пса, как это сделал в «Собачьем сердце» Булгаков. Салтыков-Щедрин беспощаден к своему герою. Бездушный монстр Порфирий постепенно сожрет всех Головлевых, непрерывно крестясь, и даже не подавится. Ему только бубна не хватает как якутскому злому духу на дневном спектакле, зато траурный пепел, как бы оставшийся от вчерашних «Бесов», снова оказался к месту. Сценография Елены Сорочайкиной тревожно напоминала огромный деревянный гроб, по стенкам которого безуспешно пытались выбраться некоторые герои.
Одна из лучших в России театральных трупп, прописанная в городе Лысьва, показала мастер-класс, а исполнители главных ролей Михаил Тихомиров (Иудушка) и Наталья Миронова (Маменька) сверкали на сцене, словно два бриллианта в драгоценной короне артистов лысьвенского театра. Как эти артисты работают! Как Иудушка из кроткого набожного мальчика становится кровопийцей, а высокая, сильная, уверенная в себе хозяйка и мать большого семейства незаметно, не по своей воле, теряет власть, передавая бразды правления Порфирию, превращается в запуганную, почти немощную старушку – вот она, волшебная сила искусства.
Красноярский драматический театр им. Пушкина привез в Новосибирск «Маленькие трагедии» в постановке Олега Рыбкина. И снова на сцене – Бес…на этот раз, глумливый, развлекающий Фауста (Георгий Дмитриев) с его хандрой.
На небе Бесу скучно, зато земные страсти Мефистофеля (Анатолий Малыхин) смешат. Олег Рыбкин сопроводил зрителей в мир Александра Сергеевича Пушкина брызгами шампанского – спектакль малой формы проходил для зрителей за столиками, уставленными бокалами с праздничным напитком.
Лысоватый коротышка Сальери (Анатолий Малыхин) несомненно, из зависти погубил рослого смешливого гения в клоунском парике (Моцарт – Георгий Дмитриев), в спектакле красноярского театра это было очень наглядно.
Безуспешно пытающаяся скорбеть по усопшему супругу Анна не устояла перед страстью Дона Гуана. Деревянный (без лака и краски) рояль, на крышке которого располагалась совершенно отвязная чумная компания, в итоге, оказался голубой гаванью, где свое последнее пристанище нашел хрупкий кораблик мечты…
Тюменский БДТ показал спектакль - притчу «Биография из леса» по мотивам романа Феликса Зальтена «Бэмби». Спектакль молодого режиссера Владислава Тутака поставлен по пьесе Клавы Ильиной. Пронизанный метафорами, литературными, мифологическими и кинематографическими аллюзиями текст, вылился в довольно грустную, глубоко личную историю.
Разобраться в переплетении сюжетных линий непросто, тем более что рассказчиком является сам Лес (Софья Илюшина). Художник-постановщик Марина Завьялова придумала Лесу черное бархатное облачение. Софье Илюшиной приходилось передвигаться по ступеням, волоча за собой длинный хвост-шлейф, тянущийся на несколько метров, но актриса с ним как-то справлялась, при этом еще услаждала слух зрительного зала сложными вокальными монологами (композитор Дмитрий Мульков) на фоне мерцающих в глубине сцены театральных «канделябров», которыми принято украшать ярусы больших оперных театров. Все пространство сцены было заполнено стадом разнокалиберных, соответственно возрасту «оленей» на колесиках, которыми управляли кукловоды, они же сами - лесные персонажи. История про рождение, одиночество и взросление Героя (Николай Падалко) была наполнена трагическими (смерть матери), романтическими (любовь к подруге детства) и комическими (появление ежика или пары заматеревших к осени листьев с именами Розенкранц и Гильдестерн и текстом Стоппарада) событиями.
Лесной народ надеется на приход мессии, а с ним – всеобщего примирения и счастливого будущего, но появление жестокого двуногого приносит только беспощадную стрельбу и смерть. "Биография из леса" перенасыщена пафосными сентенциями, сильно утяжеляющими действие. В первом действии еще как-то успеваешь проникнуться жалостью к беззащитным животным, гибнущим под пулями, во втором застываешь в ожидании финала. Спотыкающийся олененок, сын Короля Королей (Александр Тихонов) рожден, чтобы пройти все испытания и стать вожаком. Он учится видеть, слышать, понимать и действовать, как велит ему отец. Юному герою придется бежать и бежать, как Форресту Гампу, пересиливая боль, чтобы уцелеть и повзрослеть. В спектакле есть слегка запутанная история любви, от которой "нельзя спрятаться, потому что она – уже в тебе", уверяет Возлюбленная (Дарья Шалдуга), в итоге все счастливо разрешается: рождается новый "Бэмби", и продолжение королевского рода следует…
Спектакль «Котлован» режиссера/художника Антона Федорова произвел фурор и вызвал неподдельный восторг у искушенной театральной публики. С упорством маньяков три суровых мужика, три «настоящих человека», внешне смахивающих на могильщиков (Анатолий Григорьев, Евгений Варава, Вадим Тихоненко), копают «котлован».
Под их ногами – черная земля, над головами – космос с разноцветными планетами, которые по ходу спектакля зажигаются одна за другой. Платоновские герои существуют между небом и землей, «под собой не чуя страны». Они, лишенные реального прошлого (им достались только мифы и легенды) и простого человеческого настоящего, монотонно исполняют социалистическое задание, тратя жизненные силы на светлое будущее, которого никому из них не увидать. Красные и белые гвоздики в петлицах делят мужиков на два враждебных лагеря. Оба лагеря бессмысленны и печальны. Остатки мышления пытается сохранить инженер Прушевский (Юрий Кораблин), которого сократили, а жить как-то надо. Инвалид Гражданской войны (Виталий Саянок), тыча всем две пластмассовых ноги, безнадежно пытается вывести на чистую воду «наивного фокусника» – чиновника в кожанке Пашкина (Андрей Сенько).
За длинным окошком на арьерсцене сменяются времена года (голые березовые ветки покрываются зелеными, затем желтыми листьями, потом – снегом), а запас дурацких фокусов не иссякает. Восхищенный Козлов, подражая начальству, тоже наряжается в кожанку, лелея в душе перспективу. Инженеру Прушевскому режиссер Антон Федоров доверил письма жене самого Андрея Платонова. Почтовые конверты – повсюду, их читают вслух, вдруг улавливая и переживая щемящее эфемерное чувство чужой любви. Побеждает в «Котловане», однако, не любовь, а смерть, и это разрушение не остановить: даже трогательно-мультяшная девочка-сиротка (художник Надя Гольдман) испаряется как призрак мечты. Спектакль, несмотря на драки, убийства, тяжелый и бессмысленный труд на благо туманного будущего, очень смешной.
«Устроили тут провинциальный театр!» – восклицает в сердцах Вощев (Тимофей Мамлин), когда зрители, увлекшись, начинают переживать за героев спектакля. В финале, наступив на всё те же циничные грабли – символ слепого упорства и бестолковости, один из героев растянет над залом философскую ткань звездной вселенной…
Пронзительную историю жизни писательницы Элен Келлер привез на фестиваль Березниковский драматический театр – спектакль «ва–ва». Режиссер Петр Незлученко и драматург Светлана Баженова рассказали о том, как невозможное – научить слепого и глухого ребенка изъясняться, общаться и получать образование, – стало возможным, благодаря таланту и настойчивости молодой учительницы Анни (Анастасия Козьменко). В основу пьесы положена автобиографическая книга Элен Келлер, в которой подробно, шаг за шагом она описала свою несчастную судьбу, превратившую ее в мировую знаменитость.
Пространство спектакля (художник Оксана Столбинская) оформлено мягкими подушками – слепой девочке не так страшно оступиться и упасть. Подушки на голубом подиуме сливаются с белыми облаками на экране, которых девочке в жизни не суждено увидеть. По сцене расставлены телевизоры, развешаны экраны, время от времени демонстрирующие эпизоды из фильмов про Элен Келлер по пьесе Гибсона «Сотворившая чудо». В первом действии актеры как бы нарочито дублируют кино, но это специальный ход Петра Незлученко, подчеркивающий собственный режиссерский путь, авторскую идею.
Девочка Элен (Мария Сидорова) росла настоящей дикаркой: ей в семье было позволено все, никто с ней не справлялся. За мучительный трудоемкий процесс – научить ребенка – инвалида самообслуживанию возьмется Анни, которой и самой в жизни досталось немало горя и бед. Отступать Анни некуда.
Тревожная мать (Наталья Ярыгина), жесткий, прошедший войну отец (Евгений Любцкий), сводный старший брат Джеймс (Дмитрий Поддубный) – все Келлеры несчастны. Богатство и положение в обществе ничего не стоят, когда приходит настоящая беда. Спасает всех Анни, у которой ничего нет, кроме силы воли и желания добиться результата, чтобы мир ее услышал. «Стань моими глазами, стань моим голосом…», – внушает учительница своей уникальной ученице.
Березниковскому театру зрители долго бисировали, благодаря артистов за радость, любовь и свет – чувства, навеянные постановкой.
Спектакль «Простаковы» театра драмы Кузбасса им. Луначарского с первых минут заразил зрителей неукротимым смехом. Примерно, с полчаса, публика хохотала, восхищаясь невероятной органикой актрисы Натальи Амзинской в роли госпожи Простаковой. Пока зрители рассаживаются по местам, актриса уже погружена в действие.
Ее героиня с аппетитом «наворачивает» макароны, запивая молоком, одновременно выхватывая из трехлитровой банки соленый огурец, прихлебывая суп, заедая пирожком, проверяя готовность теста для блинов, поглядывая в телефон, в ожидании приезда любимого единственного «сыночки». Госпожа Простакова единолично распоряжается праздником, гоняя мужа (Федор Бодянский) немедленно разложить принесенные из магазина продукты, найти ее косметичку, подуть ей на только что приклеенные ресницы и испечь блины. Художник Игорь Каневский устроил на сцене настоящее, а не бутафорское пиршество. Артисты театра еще с вечера предупредили зрителей, что перед их спектаклем лучше поесть. Все блюда на столе узнаваемы: на Масленицу их готовят и подают в каждом доме, и это узнавание тоже смешно. Вдоль стен красуются на веревках, словно флажки, вяленые лещи – рыбацкий трофей мужа. Для Простакова рыбалка – символ личной свободы: распалившись перед гостьей рыбацкими рассказами, он, забывшись, один раз даже повысит голос на жену.
Режиссер Дмитрий Мульков и драматург Артем Казюханов не стали сильно заморачиваться классическим «Недорослем» сатирика Фонвизина, переселив его классических героев, изучаемых в школьной программе, в наши дни. Собственно, сатиры в новой инсценировке не осталось, зато здесь пирует житейский юмор (очень много комических моментов) и царствует житейская мораль, Перекормленный сыночек (Андрей Куликов) улизнул из дома, поступив в институт. Остался тихоня муж, смотрящий супруге в рот, и его старушка-мать, которой приходится подчиняться самовластной хозяйке.
Ксения Еремеевна (Лидия Цуканова) вынуждена тайком подъедать деликатесы с праздничного стола, так как от невестушки ей перепадает лишь кашка на воде, а остальное: «…мама, вам вредно!». Как роскошно подкатывает на инвалидном кресле и утягивает со стола крючковатой палкой пирожные актриса Лидия Цуканова – это надо видеть. Митрофанушка учится в институте и на знакомство с родителями привозит девушку Софию (Виктория Егорова), с которой они собираются пожениться, только маме никак не решится сказать, да и как прервать энергичный мамин монолог. София ведет здоровый образ жизни и пытается вести за собой Митрофана, только госпожу Простакову этим не возьмешь.
В финале Простаков младший все же произносит знаменитое: «Не хочу учиться, хочу жениться», и обомлевшей госпоже Простаковой ничего не остается, как закрыть за собой дверь. Мы так и не узнаем, станет ли София Милонова госпожой Простаковой. Продолжение следует?
Новокузнецкий драматический театр привез на фестиваль спектакль режиссера Петра Шерешевского «Профессор Сторицын» – сочинение Семена Саксеева по мотивам пьесы Леонида Андреева. По своему режиссерскому обыкновению, Шерешевский перенес материал, написанный более ста лет назад, в наши дни с соответствующими гаджетами: мобильниками, компьютерами, интернетом и пр., впрочем, люди совсем не изменились.
Профессор Сторицын (Андрей Ковзель) живет безрадостно, в ощущении полного одиночества, несмотря на присутствие семьи и друга Телемахова. Друг – кардиолог Телемахов (Александр Шрейтер) следит за его здоровьем, но не может скрыть невольного злорадства, когда Сторицын приходит за советом: как жить дальше. Сторицыну открылись некие семейные тайны. Тайнами, впрочем, они являются только для Сторицына, отдалившегося от семьи.
Жена Елена (Илона Литвиненко), устав от равнодушия мужа, завела себе молодого любовника. У старшего сына (Александр Коробов) забеременела девушка, а он не хочет жениться без любви. Младший (Владислав Исаев), чтобы не просить карманных денег у отца, таскает из дома антикварные книги. Будущее этих героев заслуженно предсказуемо. Живут искренне и любят без всякого расчета лишь два человека – отец Елены Модест Петрович (Анатолий Смирнов) и студентка Людмила (Полина Зуева).
Художник Надежда Лопардина выделила в сценическом пространстве несколько условных зон. Сюрреалистический пляж с катамараном, буйками, мостками и табличками: «Купаться разрешается», «За буйки не заплывать» и «Купаться запрещается. Нет спасателя» в той или иной мизансцене перебивается деталими интерьера – то докторского кабинета Телемахова, то дачи Модеста Петровича, то профессорской квартиры. Спектакль сопровождают специально написанные треки, вставные эстрадные номера и живая музыка композитора Ванечки (Оркестр Приватного Танца) в исполнении артистов Новокузнецкого драматического театра. В финале Сторицын все же «заплывает за буйки», удастся ли его спасти? Каждый зритель додумает сам.
В программе Летнего театрального фестиваля в числе значимых событий прошел двухдневный театральный форум «Актер и его мастерство: XXI век». Модераторы форума: Андрей Прикотенко (автор идеи, президент Летнего театрального фестиваля, художественный руководитель театра «Красный факел») и Алла Шевелева (театровед, педагог ГИТИСа, проректор ВТУ им. Щепкина) провели несколько творческих встреч с народным артистом России, художественным руководителем Государственного театра Наций Евгением Мироновым, директором Государственного театра Наций Натальей Мазур, художественным руководителем московского театра им. Пушкина, режиссером Евгением Писаревым, с актрисой Электротеатра Еленой Морозовой и с режиссером, педагогом, профессором, заведующим кафедрой актёрского мастерства и режиссуры Санкт-Петербургской Государственной академии театрального искусств Вениамином Фильштинским.
Народный артист РФ Игорь Гордин
Ведущему артисту московских театров Андрей Прикотенко предложил раскрыть тайну: сколько в каждой роли образа, а сколько его самого лично, задав вопрос «…талант артиста побеждает любую актёрскую школу?», Игорь Гордин в ответ процитировал знаменитого режиссера и педагога Анатолия Васильева: "Меня интересует актёр, который не является персонажем. Я хочу его видеть. Его самого как персону, как личность. Я не хочу, чтобы актёр был рабом режиссёра, персонажа или пьесы...".
– Я лично пришёл на театральную сцену еще в школьном кружке, чтобы закрыться, нацепить маску, бороться со своей закрытостью интровертностью, мол, это уже – не я, а некий высокий голубоглазый блондин. Прошли годы, прежде, чем я смог снять эту маску. Для меня сегодня тоже больше интересна личность актёра хотя я не отказываюсь от персонажа, режиссёра и пьесы – я пока не дошёл до такой крайности, как Васильев. Актёрское перевоплощение в персонажа лично у меня тоже вызывает сомнение. Актёр придумывает приспособление своему персонажу, и я начинаю не сопереживать герою, а наблюдать, как актёр пытается в него перевоплотиться. Актёр, мне кажется, может зацепить зрителя только с собой. У Камы Гинкаса в МТЮЗе я довольно много работал и работаю в камерном пространстве, в двух шагах, в полуметре от зрителя, где мельчайшая фальшь сразу перебивает диалог. После десяти лет работы с Гинкасом, я попал в проект «Вишнёвый сад» Эймунтаса Някрошюса , у которого совершенно иной подход к режиссуре. Мы все у него почувствовали себя студентами, там – другое существование. Первый показ спектакля «Вишневый сад» продолжался семь часов .Эймунтас сказал: «Мы никуда не торопимся». Спектакль был сложен для восприятия, и не все зрители доживали до финала, но нам было очень интересно…
… Я пережил то счастливое время, когда гордился своими слёзами в той или иной роли, считая это умение определенным уровнем в профессии. Потом я понял: важно не самому обливаться слезами, а чтобы зритель плакал. У Генриетты Яновской есть такое выражение: «ВЫШЕ БОЛЬ!», – то есть, нужно опираться на боль, избавляясь от страдательной позиции. При этом в артисте должна присутствовать эмоциональность, ведь зритель приходит в театр за эмоциями…
Народный артист РФ Евгений Миронов
Представляя участникам форума популярного артиста, Андрей Прикотенко подробно перечислил все его звания и регалии. Выразив благодарность организаторам Летнего фестиваля за высоко поднятую планку конкурсной программы и за серьёзное отношение к образовательной программе, Евгений Миронов сходу перешел на личности:
- Вот мы сейчас в театре Наций репетируем с Валерием Фокиным «Смерть Ивана Ильич», и хоть бы одно мое звание, хоть бы одна награда помогли мне в работе над новой ролью. Нет, всё приходится начинать с нуля! В настоящее время я читаю «Записки» Станиславского и поражаюсь его неуверенности в себе до последнего, его постоянному поиску и бескомпромиссному отношению, как к себе, так и ко всем остальным. Одним из важнейших качеств человека считаю стремление учиться. Мне всегда было жаль останавливаться на достигнутом: если меня хвалили, я даже пугался, ведь это – страшный крест, надо всё ломать и начинать сначала. Когда наш учитель Олег Павлович Табаков показывал в процессе репетиций актёрские мизансцены, мы впадали в депрессию, понимая, что так не сделаем никогда, и потихоньку искали свои ключи. Когда-то Валерий Фокин пригласил меня в театр «Современник» на роль Ивана Карамазова - это был очень трудный и полезный опыт. Валерий Владимирович беспощадно отсекал все мои актерские приспособления и штампы, ничего не оставляя, пришлось всё начинать сначала. Потом на моем актерском пути встретился режиссёр Петер Штайн, который утвердил меня на роль Ореста. Штайн всегда говорил, что он – не режиссёр, а проводник автора, то есть буквалист, подающий первоисточник. Ему некогда было со мной репетировать психологический рисунок роли, но выручила наша русская театральная школа, это – спасательный круг. Я представлял своего Ореста обычным парнем, пусть его родители – античные герои, но мой-то все переживает как нормальный человек…
Затем мне повезло работать с режиссером Эймунтасом Някрошюсом, у которого в спектаклях существование персонажей почти на «животном уровне». В «Вишнёвом саде» Някрошюса я играл Лопахина. Однажды Эймунтас меня спросил: «Ты любишь волков?». Я не знал, как отвечать, вдруг я скажу, что люблю, а он тогда скажет: «Ты тогда – не Лопахин!». Скажу, что не люблю, он тоже скажет: «Не Лопахин!». Я промямлил, что, в общем, всех животных люблю, он поморщился и промычал что-то не членораздельное. Потом сказал, что мой Лопахин – волк. Еще у нас в театре Наций Някрошюс ставил «Калигулу». Его оригинальный интуитивный театр, образное мышление мне очень много дали.
С режиссером Декланом Доннеланом мы репетировали «Бориса Годунова». На «Годунове» многие режиссёры ломаются, утопая в исторических деталях, увлекаясь костюмами, бородами. И всё гибнет. Донеллан ставил спектакль с человеческой стороны, ему был интересен сам сюжет и герои. У него – этюдный метод, который я ненавидел со времен Школы-Студии МХАТ. Поначалу его режиссерская методика меня раздражал. Я репетировал Гришку Отрепьева, и чего только не делал, не предлагал, Деклан, допивая свой кофе, отрицательно мотал головой и, молча, уходил. Остался он только тогда, когда я набрёл на суть, поняв, что Гришка – ущербный. Ущербность характерна для диктаторов. У Гришки была «сухая» рука, что навело меня на пластическое решение, с которым Доннелан согласился. И еще одна найденная характерная деталь: в самые сложные моменты жизни Гришка засыпал – вот такая везучая лёгкость. И эта лёгкость неожиданно подошла стилю Александра Сергеевича Пушкина.
Режиссура Робера Лепажа стала для меня открытием и, одновременно, разочарованием в нашем театре. Когда я пришел посмотреть его «Липсинг», который шёл девять часов, то планировал посидеть часок и уйти, так вот: после девяти часов я вышел, рыдая. Девять часов пролетели незаметно, и я не увидел никаких швов в этом спектакле. Мы на сцене играем, а они просто живут. Лепаж для меня – это система Станиславского плюс невероятные технологии. Я гонялся за Лепажем семь лет – он же расписан на годы вперёд. В спектакле «Гамлет. Коллаж» он предложил мне одному сыграть все роли. Сначала я испугался, но он придумал такой волшебный куб, за которым было заряжено огромное количество наших театральных служб, отвечающих за бутафорию, декорации, свет, костюмы, ведь мне надо было в секунду перевоплощаться в другой персонаж. Зрители видели в кубе только меня, но без помощников я бы не справился.
Интересно было познакомиться в работе с Робертом Уилсоном, американским авангардистом. Я как-то увидел в Берлине его «Трёхгрошовую оперу». Это была совсем незнакомая для меня эстетика. Я ничего подобного не видел, и мне страшно захотелось с ним сделать спектакль. Я предложил Роберту поставить в театре Наций «Сказки Пушкина». Для Уилсона много значат художественные детали: грим, пластика, космические парики, и, самое главное – свет, но я, освоившись, все равно ходил и подсказывал нашим артистам психологический рисунок их ролей.
Наш разговор я хочу закончить Станиславским, который не боялся пробовать, рисковать до самого конца. Неважно, что критики потом писали: «Станиславский сдулся…», – он пробовал, экспериментировал. Актерская профессия – это не работа с 9:00 до 18:00, а круглосуточное служение, так как артист, это – диагноз…».
Директор Государственного театра Наций Наталья Мазур
Художественный руководитель театра «Красный факел» Андрей Прикотенко задал спикеру следующий вопрос: «Если директор театра увлечён, если он находится внутри творческого процесса, то оказывается ли в более выигрышной позиции художественный руководитель такого театра? У нас в театре «Красный факел» служит около 300 человек, актерская трупа составляет 40 человек, то есть, небольшую часть от общего коллектива, но вся атмосфера сконцентрирована вокруг творческого театрального организма. Налаженная работа всего огромного коллектива – это то, чем занимается наш директор….».
– Один из моих заместителей часто вскидывает руками: «Ох, уж эти артисты, невозможно с ними работать, давайте их накажем, скажите им!». Но я сама – из творческой семьи, для меня смешно это слышать. Я отвечаю: «Вот бы мы замечательно жили, если бы не было артистов, спектаклей, как нам было бы спокойно….». Конечно, у администрации театра есть сложности, поскольку мы работаем в государственной системе подчинения. У нас ежемесячно приходят новые отчеты, новые бумаги, приказы, и люди, которые работают с документами, забывают о месте, где они работают. Я заставляю их ходить на спектакли, чтобы они понимали и помнили, кто эти люди, которые упоминаются в отчетных документах. У нас – счастливый театр: мы на каждый проект собираем кастинг звёзд из разных городов. Год назад я даже ввела в штат продюсеров, и испытала огромное счастье, поскольку часть работы смогла им доверить, но нет ни одного отдела, про дела которого я бы не знала все, до мельчайших подробностей. Я осознанно создаю такой эффект. Что касается нахождения внутри творческого процесса: двери в мой кабинет, как, наверное, у любого директора не закрываются. Я очень сильно подключаюсь ко всему и ко всем. Люди все разные, бывают артисты очень сложные, к сожалению, приходится мириться, потому что характер артиста не имеет значения при приёме на работу, главное, талант. Зато иногда после конфликта приходишь на спектакль, то понимаешь ради чего все это.
Заслуженный артист РФ Евгений Писарев
Модератор форума Андрей Прикотенко в самом начале предупредил спикера, что беседа может носить и шутливый характер, но разговор предстоит серьёзный потому, что он – о профессии. «Давайте поговорим о мышечных зажимах артистов…».
– Зажимы – это больше физиологическая проблема. Я работаю с хореографом Альбертом Альбертсом, он на репетициях всем артистам расслабляет плечи, ноги. Психологически эта история может быть связана с тем, что артист не до конца понимает, что он делает в той или иной мизансцене. Мне вот жалко того объема времени, которое в Школе -Студии МХАТ тратится на сценическое движение. Студенты там и танцуют, и кувыркаются, и занимаются на станках, а по сцене они, порой, не могут просто пройти. Артист не ходит, а показывает, что он ходит, при этом он может пронестись по сцене колесом или в кульбите. Многие артисты жалуются, что не знают, куда девать свои руки, в каждой мизансцене у них вопрос: что я здесь делаю? В этом вопросе очень много "Я". Можно вернуться к немодному нынче Станиславскому и спросить: а с кем ты хочешь делать и зачем? Мне кажется, проблема всех зажимов – в актёрском эгоцентризме. Ему всегда неуютно, поэтому он переминается с ноги на ногу и транслирует: «режиссёр мне не сказал, что мне надо тут делать», – и поэтому артист всячески отстраняется. Я тоже был таким артистом, а когда становишься режиссером, оказываешься по другую сторону и понимаешь, что в тебе не хватало как в артисте. Теперь я знаю, что внимание моё было сконцентрировано на себе, а не на режиссёре, не на партнере, не на цели. Я долго работал с Декланом Донеланом, он советовал: «А ты сначала скажи, что ты не хочешь…». Мне это и в жизни стало помогать. Не то, что я хочу, а отрицание – кем я не хочу показаться. Это острее, точнее и прекраснее, чем слишком волевое «хочу». «Не хочу» - это значит кем-то не оказаться в чужих глазах, это - креативней. У Деклана первая книжка называлась «Актёр и мишень», вторая – «Актёр и пространство». Кажется, Доннелану не так интересно ставить спектакли, как сам репетиционный процесс, как лаборатория.
О мастерских
– Молодым артистам надо на что-то опираться, чтобы они пробовали работать с разными режиссерами. В моей мастерской выпускники спокойно могут работать и с Богомоловым и с Марчелли, а есть мастерские, которые выпускают студентов под себя, и что тем потом остаётся делать, куда потом идти? Я это знаю потому, что беру в театр не только своих учеников, но и других выпускников, которые говорят о какой-то своей методологии - их так научили, и с другим режиссёром они оказываются беспомощными.
Мне смешно, когда студентам первого курса, которые ещё ничего не умеют объявляют, что они теперь - Художники. Я им потом объясняю, что пока им надо стать хотя бы хорошими красками для Художника.
О неблагодарности
– Табаков нас готовил к благодарности, но сам постоянно сталкивался с неблагодарностью. Его любимая поговорка: "Куда артиста ни целуй, везде ж***, но я всё равно их люблю". Мой учитель Алла Борисовна Покровская предупреждала: «Будь готов ко всему. Сейчас я понимаю, что бывает всякое. Ты берёшь студента, который ничего не умеет, учишь его ходить, говорить, он становится звездой, а ты остаёшься свидетелем того, каким он был в самом начале… конечно, ему не хочется с тобой общаться.
Кто кого достоин
– Режиссёр Валентин Плучек, художественный руководитель московского театра Сатиры, был двоюродным братом знаменитого режиссера Питера Брука. Однажды он съездил в Лондон и, вернувшись, сказал своим артистам: «Какие у моего брата великие артисты! А я, вот, вынужден с вами работать…». Тогда Анатолий Папанов не растерялся и ответил: «Нам бы тоже хотелось поработать с Питером Бруком, а приходится работать с его двоюродным братом…».
Об актерской режиссуре и конфликтах
– Режиссёр, вышедший из артистов, отличается пониманием актёрской среды. С актёрами нельзя умно разговаривать, иногда нужен птичий язык. Я всё проверяю с собой. Режиссёр с актёрской школой лучше знает природу артиста. Мне несколько раз предлагали взять режиссёрский курс, но я отказываюсь: мне кажется, я не имею права учить режиссёров. Режиссёрский факультет – это целый институт. Меня давно считают режиссёром, а у меня долгое время был комплекс самозванца. Комплекс самозванца и параллельно – ощущение недооцененности, я - не один такой, но от этого не легче.
О конфликтах внутри театра
– В нашем театре имени Пушкина нет больших конфликтов, есть только рабочие моменты, и я иногда удивляюсь :почему у нас нет скандалов. Думаю, что, когда артисты заняты делом им просто некогда.
Вениамин Фильштинский
– Скажите честно: есть система Станиславского или нет? – спросил ученик Андрей Прикотенко у своего учителя Вениамина Михайловича.
– Сам Станиславский иронически говорил – «моя, так называемая система», потом уже, после него, узаконили, что это именно Система Станиславского Я лично говорю не стстема, а учение учение Станиславского.
– Мне кажется, система Станиславского у каждого своя, а Вы – человек, глубоко изучивший предмет, тем более, в одном рукопожатии через своего учителя от Станиславского.
– Для меня Станиславский – это очень серьёзно. Готовясь к нашей встрече, пару ночей назад взял «Летопись „Жизнь и творчество К. С. Станиславского“» Ирины Николаевны Виноградской, жадно читал. В этой книге возникает удивительно живой трепетный самокритичный, иногда категоричный человек. Всем очень рекомендую читать заметки Бориса Вульфовича Зона о завершающем этапе жизни и творчестве Станиславского. Станиславский всю жизнь был действующим режиссером и основал педагогику. Раньше мхатовские спектакли начинали с того, что два месяца сидели за столом и разбирались в пьесе. Так начиналась мировая Слава МХАТа. В начале двадцатого века Станиславский выдвинул идею этюдности, а в конце жизни он сказал Зону: «Сегодня прочли пьесу, а завтра сразу на сцену пробовать, и он стал пробовать роль организмом артиста, импровизацией. И хочется понять: вот до 1898 года как он играл по системе Станиславского, ведь её же не было? Сам он пользовался системой или нет? Ведь он был гениальным артистом и гениальным режиссёром.
Расскажу вам случай из жизни еду на такси в институт, а часть Фонтанки заасфальтирована, часть нет. Я говорю таксисту: обещают в следующем году заасфальтировать. Шофёр в ответ: «Как говорит ваш Станиславский: не верю!».
- Что такое всё-таки этюд?
– Это то, что нужно пробовать организмом, а не от головы, этюд – это живой отклик на материал. И обязательно записать свои первые впечатления. Если пьеса хорошо знакомая, всё равно нужно читать наново. Важнейший вид этюда – ассоциативный, так как это личное, это про меня.
– Откуда появилось понятие большой круг и малый?
– Мне это чуждо я этим не пользуюсь: искусственность какая-то, терминология – вещь опасная. Зачем говорить «этюдный метод»? Лучше метод живой пробы. У меня личный спор с Немировичем-Данченко. Ему, конечно, плевать, но для меня это важно. Он считал, что впереди – слово, словесный театр, а Станиславский – что впереди действия, которые должны всё пронизывать. Правда, иногда думаешь: разве я в жизни всегда действую, разве выходит вечно сквозное действие? Я же иногда просто сижу и ничего не делаю, могу просто молчать…
Сам Станиславский потом стал употреблять слово "хотение". И я говорю вместо «сквозного действия» – сквозное желание, стремление. Молчание – важнейшая вещь. Как добиться настоящих пауз? Важно, где и сколько молчишь. У Чехова много пауз. Если сейчас учить, то достаточно двух авторов: Чехов и Шекспир, больше никого не надо. И режиссёру сначала нужно сидеть и молчать в тряпочку, пусть артисты пробуют…
И однозначно, что педагог должен любить своих учеников. Александр Моисеевич Володин говорил: "Театр должен помогать людям жить!".