Любовь и боль

«Ромео и Джульетта» в «Красном факеле»: психологический портрет спектакля в сценическом контексте.

«Аллилуйя возлюбленной паре/Мы забыли, бранясь и пируя/Для чего мы на Землю попали/Аллилуйя любви, аллилуйя», — пронзительно финалит хор из легендарного спектакля Марка Захарова «Юнона и Авось», пытаясь 50 лет подряд достучаться до людских душ. «Наши зимы стали вёснами/Мы забыли, для чего на эту землю посланы», — «отвечает» новосибирская Джульетта в музыкальном спектакле Марка Букина, поставленного по мотивам самой печальной повести на свете в театре «Красный факел», вплетая свой голос в главный посыл-вопрос этого столетья. Сравнивать эти два спектакля — дело глупое и неблагодарное, но, на мой субъективный взгляд, их объединяет мощное терапевтическое воздействие на зрителя. Когда эмоции достигают своего пика в финале, чтобы потом, умело направляемые режиссёрской рукой, открыть портал в новую реальность, где небо проливается солнцем,разлучённые смертью влюблённые дарят надежду, а система-матрица ожидаемо трещит по швам, потому что ей брошен вызов. Кстати, в краснофакельской интерпретации этот вызов — бесспорно, женского рода, ибо сольную партию в этой истории ведёт Джульетта, хрупкая девочка со стальным характером. И если Ромео (Вадим Гусельников) отчаянно рефлексирует по каждому событийному поводу, то героиня Анастасии Плешкань вдохновенно сосредоточена на своей миссии — триггернуть систему-Верону, чтобы полностью перезагрузить её. Подростковый бунт? Отчасти и он, но — в контексте осознанной инициации «подросток — взрослый», когда вчерашний ребёнок принимает более ответственные и тяжёлые решения, чем его инфантильные родители, живущие по принципу «колеи».

Коллективная «колея» довела Верону до кровавой ручки. Бог покинул это место, где постоянно идёт дождь, в небе вместо солнца раскачивается серый мятник горя, а песок заменяет мостовые, впитывая бесследно кровь, — как на гладиаторских аренах. Мир, созданный Марком Букиным и художником-постановщиком Евгением Тереховым, похож на никому не нужного подростка в чёрном капюшоне — он мрачен, неприкаян, склонен к суицидальным мыслям и метит свою территорию баллончиком краски. Взрослым нет до него дела — они занимаются своими матримониальными делишками, делят сферы влияния и выясняют отношения, забыв, как трудно человеку расти, когда телу и душе одинаково тесно. В этом мире много боли — как и в мире подростка, который оценивает себя через глаза других людей и пытается «найти свою стаю», чтобы интегрироваться в общество. «Мы рождены с этой болью!» — кричит Ромео, понимая, что его Верона-система зависима от адреналина и агрессии. Композитор Евгения Терёхина поддерживает эту мысль, «переведя» Шекспира на язык современных битов и рок-баллад, где ритм гонит по венам молодую кровь, заставляя взрослых зрителей вспомнить, что рок-н-ролл всё-таки жив, и мы ещё — да. Особенно когда сквозь сценический неонуарный туман (привет тебе, «Город грехов» Роберта Родригеса и Фрэнка Миллера!) бьёт жизнеутверждающим барабаном всепобеждающая энергия молодости — в партии Ромео, ироничного трикстера Меркуцио (Никита Воробьёв) и Бенволио (Виктор Жлудов). «Бей барабан, бей!» — коллективный моноритм как гимн тем, кто ещё растёт, самонадеянно думая, что мир обязательно прогнётся. Но мы-то с вами знаем, что нет.

Шекспир нам надежды не оставляет — герой должен умереть, чтобы взломать систему, это ещё со времён древнегреческих трагедий понятно. Но странное дело, в спектакле Марка Букина постепенно, но неумолимо будто прорастает что-то великое и бессмертное — назло всем фатумам и архетипам. И этот космический свет усиливается с каждым выходом героини Джульетты-Плешкань, которая отважно берёт на себя всю ответственность за общий их с Ромео путь, понимая, что в этом мире он приведёт к гибели. Эта Джульетта, на мой взгляд, старше и мудрее своего избранника — она интуитивно ведает и ведёт, помогая Ромео в его трансформации из мальчика в мужа. Она, несомненно, сильнее своей эксцентричной и зависимой от алкоголя и мужа-тирана мамаши (Дарья Емельянова), которая, конечно, любит дочку, но не может сопротивляться семейным канонам. Тяжела сцена, когда отец (Андрей Черных) медленно снимает кольца — как очкарики очки перед дракой — и отдаёт их на хранение жене. А потом этими руками душит несговорчивую дочь: ты выйдешь, дрянь, за Париса. Сегодня мы много говорим и пишем о домашнем насилии, но со времён Шекспира, увы, мало что меняется — люди по-прежнему уверены, что могут поднимать руку на близких и слабых. Но эту хрупкую девочку в тяжёлых ботинках слабой не назовешь — актриса органично следует свой внутренней партитуре роли, когда всё, что нас не убивает, — делает сильнее. Хотя есть в этом ницшеанском месседже тотальная неправда бытия: мы всегда становимся сильнее, когда в нас «умирает» какая-то более мягкая часть личности. Родителям-абьюзерам, убивающим в своих детях волю, — приготовиться к незавидному будущему на примере леди Капулетти. Сцену, где героиня Дарьи Емельяновой несёт на своих руках отравленную ядом священника Лоренцо дочь, можно назвать своеобразным посланием-предостережением.

К отцу Лоренцо у меня всегда было много вопросов. По идее, персонаж должен расти из позиции «принимающий взрослый», который компенсирует бездействие главных родительских фигур, выступая защитником и наставником для детей. Но в отце Лоренцо (Егор Овечкин) бушует экзистенциальный пожар из серии «Бог, ты нас бросил!», поэтому реальность он воспринимает с когнитивными искажениями — он не помогающая фигура, потому что сам нуждается в помощи. Любовь Ромео и Джульетты становится для него личным доказательством присутствия Бога, отсюда его и скоропалительные решения в отношении детей: он не устраивает их судьбу, а невольно ведёт на заклание — во имя своих идей. Раздираемый внутренними конфликтами, монах пытается в первую очередь спасти себя, придумав красивую идею, что любовь молодых Монтекки и Капулетти прекратит кровавые распри в Вероне. Вражда, как известно, прекращается, но какой ценой? В этой истории нет взрослых фигур, которым Ромео и Джульетта могли бы безоговорочно доверять — каждый персонаж преследует только свои цели.

Всякий раз, смотря разные интерпретации «Ромео и Джульетты» в кино-театральных версиях, меня обуревают детские чувства из серии «А вдруг Чапаев выплывет?» — ну, не торопись, Ромео, ещё пара минут, спасение близко. Но интерпретаторы, как правило, следуют шекспировскому канону — влюблённые погибают, останавливая кровавые распри взрослых, обречённых до логического исхода с этой планеты жить с призраками своих детей, окончивших путь суицидом. Марк Букин и драматург Наталия Макуни внезапно меняют акценты в финале, следуя принципам космического бессмертия, когда «две души, несущихся в пространстве», трансформируются в одно непобедимое и живое целое. Герои Вадима Гусельникова и Анастасии Плешкань не играют «в любовь» на сцене: они дышат ею как воздухом, они слагают ей зонги и баллады, они прорастают в неё всем своим актёрским естеством, утверждая свой главный сценический закон — любовь спасёт мир. Энергия правды и молодости разливается под-над сценой и обрушивается на зрительный зал девятым музыкальным валом, выходя из тесных берегов шекспировского контекста и разрушая очевидный стереотип, что Ромео и Джульетта погибли. Нет, не погибли — вот же они, среди нас и для нас.

Кому понравится спектакль «Ромео и Джульетта»?

Всем, кто не боится свежего ветра в помещении классической библиотеки, полагая, что Шекспира на сквозняке не продует. Если вы представляете себе героев только в контексте знаменитого фильма Франко Дзеффирелли, то вам наш совет — всё равно сходите и посмотрите. Особенно если у вас в семье есть подростки. И главное, помните: постановка музыкального спектакля в драматическом театре —всегда определённый риск. Артисты драматического жанра уязвимы в подобном контексте, есть даже устойчивая фраза «поют драматические артисты», когда на первый план выходят эмоции и сила проживания, а не профессиональные музыкальные скилы. Удивительно, но в этом спектакле сложились и эмоции, и хороший вокал. Хотя об этом пусть судят музыкальные критики.

Наталия Дмитриева, Ведомости Законодательного Собрания Новосибирской области