СУРОВЫЕ БОГИ
Будни соцработника — это визиты к подопечным, одиноким старикам, которым нужно купить лекарства, принести продукты, приготовить обед, убрать в квартире. Они требуют к себе внимания, поэтому постоянно чем-то недовольны: то лекарства дорогие, то продукты не те, то халат с кисточками пропал (уж не соцработник ли его взяла?), то стрижка не удалась. Жизнь Люды — это путь по бесконечной снежной пустыне с тяжелыми сумками в руках (такие кадры несколько раз появляются на экране): и остановиться нельзя, потому что замерзнешь и умрешь, и помочь некому, потому что вокруг ни души, и долго ли еще идти, непонятно — конца и края этому полю не видно.
Единственная ее радость — общение с музыкантом Геннадием, с которым Люда переписывается в «Одноклассниках». Точнее, как переписывается: она пишет ему, что видела его во сне, а он отвечает смайликами и приглашает на свои концерты. Даша, дочь Люды (Луиза Русанова), смеется над матерью, хотя сама все время слушает песни любимого исполнителя и втайне пишет ему письма. Бывший муж Виталий (Олег Майборода) вдруг снова появляется на пороге, и это дает Люде основание думать, что вот сейчас-то все изменится, потому что появился мужчина, живой и настоящий, но у Виталия есть другая семья, и он ничего менять в своей жизни не собирается.
Нигде Люда не может реализоваться, хотя все время пытается, устает, снова пытается и еще больше устает. Неудивительно, что изможденное сознание выдает ей странные или страшные картины. Одна из ее подопечных, Конопкина, буквально раздваивается — неожиданно появляется с одной стороны, хотя только что была с другой, а потом и вовсе присутствует на сцене в двух воплощениях (Конопкину играют Юрий и Александр Дроздовы). Другой подопечный, Одинцов, глуховатый и почти слепой, вдруг «превращается» в молодого человека — на мгновение его лицо разглаживается, а из голоса исчезает скрипучесть (Денис Ганин). А в супермаркете Люда встречает совершенно жутких мать и дочь: женщина в черном костюме, в черном парике, с черными губами катит тележку с девочкой, у которой косички приколоты бантами к лысой голове (эти роли тоже исполняют Александр и Юрий Дроздовы).
Может показаться, что все происходящее представлено как монодрама, но спектакль Шерешевского устроен сложнее. С одной стороны, мы действительно видим персонажей глазами героини. Например, на авансцене (уже за пределами супермаркета) происходят рабочие совещания, которые проводит начальница Люды — Ляшко. В исполнении Владиславы Франк это эффектная оперная дива в чешуйчатом концертном платье. Под аккомпанемент небольшого оркестра она пропевает партии — напористо выговаривает Люде за ее нерасторопность, а в это время на «вырезанной» кукле монструозных размеров появляется проекция Ляшко: Люда, скованная страхом, демонизирует ее. Сюда же, на авансцену героиня Ирины Кривонос приходит на концерты своего кумира Геннадия (Денис Ганин) — его изображение тоже появляется на огромной плоской фигуре, но образ музыканта преувеличен уже любовью.
С другой стороны, съемка с камер дает нам понять, что в спектакле есть какой-то взгляд снаружи, что кто-то наблюдает за Людой и управляет всем, что происходит. В спектакле (как и в пьесе) возникают мифологические сюжеты о скандинавских богах и волшебниках. Ими оказываются старики — подопечные Люды: они вторгаются в ее жизнь и испытывают героиню на прочность. В образе Одинцова (а может быть, и музыканта Геннадия, поскольку эти роли играет один артист) ей является верховный бог Один. Вероятно, он ищет себе возлюбленную. Конопкина, Кузнецова и Гукасян — волшебницы норны, которые создают прошлое, настоящее и будущее. В первой сцене Кузнецова, она же норна Верданди (Галина Алехина), раскладывает карты (мы видим это на экране над сценой) и рассказывает Люде про выпавших королей. А после Гукасян, она же Скульд (Юлия Новикова), черным карандашом рисует на лице линии-складки, специально состаривая его, и из норны превращается в одну из старух.
Здесь есть еще один угол зрения — из зрительного зала. Мы находимся за пределами сцены и видим, как используются видеоэффекты, как выстраивается кадр, кто из актеров снимает эпизод. Мы замечаем, что на видео глитчит лицо Люды, как будто у нее кружится голова, а ее расшатанный мир становится и нашей реальностью. Или разный масштаб позволяет создать неожиданные образы: например, когда Люда встречает в супермаркете Геннадия, он целуется с развязной девицей, а на первом плане бутафорские вороны пожирают друг друга. Но и мы не можем охватить все целиком, потому что воспринимаем происходящее фрагментарно — смотрим либо на сцену, либо на экран. Режиссер предлагает нам смонтировать картины и получить свой спектакль. И от того, как мы совместим живой план и кинокадры, какие смыслы из этого высечем, зависит то, каким будет финал.
Что мы увидим в последней картине, когда Люда выйдет на авансцену в красном платье и будет исполнять конвульсивный танец? Ее желание жить, несмотря ни на что, вырваться из круговерти странных отношений и стать, наконец, счастливой? Или безумие одинокой женщины, которая живет в мире иллюзий, придумывает себе кумиров и продолжит обманывать себя? То, что мы не обладаем абсолютным знанием, дает нам возможность создавать и пересоздавать мир спектакля, чувствовать себя равными скандинавским богам, затерявшимся где-то среди нас.