В театре «Красный факел» состоялась премьера: спектакль «Смерть Тарелкина» завершил трилогию Александра Сухово-Кобылина «Картины прошедшего». Дмитрий Егоров – режиссёр всех трёх частей – регулярно работает над постановками в нашем городе. Помимо «театрального сериала» в действующем репертуаре «Красного факела» можно увидеть уже девять лет любимый зрителями «Довлатов. Анекдоты». Мы поговорили с режиссёром, чтобы чуть больше узнать о его взгляде на трилогию.

— Трилогия «Картины прошедшего» в «Красном факеле» началась со второй части – драмы «Дело». Получается, идеи о «театральном сериале» изначально не было?

— Да, изначально о трилогии речи не шло. После продолжительной паузы (предыдущим спектаклем был «Довлатов» в 2014 году) мы с Александром Прокопьевичем Кулябиным (директор «Красного факела» с 1999 по 2022 год) стали обсуждать какое-то следующее название. Как сейчас помню, это был фестиваль «Реальный театр» в Екатеринбурге. «Красный факел» туда приехал с «Детьми солнца», а я – с «Транзитом. Остановите музыку» (театр R.A.A.A.M, г. Таллин) и «Крестьянами о писателях» (Томский областной Театр юного зрителя). И вот мы сели и стали «перебирать» русскую классику. Я предложил Сухово-Кобылина, как-то за это зацепились, «Смерть Тарелкина» сразу отмели – её на тот момент очень часто ставили российские театры. «Свадьбу Кречинского» – тоже, из-за излишней легковесности жанра. Остановились на «Деле».

Репетировать «Дело» должны были начать 16 апреля, на следующий день после 100-летнего юбилея «Красного факела». Но тут случился ковид. Юбилей отменился, и вместо него 15 апреля, в день 100-летия театра состоялась первая репетиция «Дела». В онлайне. И так полтора месяца мы в онлайне и просидели – к репетициям «на ногах» приступили только летом. В сентябре выпустили. И тут Александр Прокопьевич говорит: «Митя, поставь уже, наконец, нам что-то веселое, а то у тебя на всех спектаклях зрители слезами обливаются». Я начал думать, и вдруг понимаю, что теперь вполне реально можно сделать «Свадьбу Кречинского». Приквел «Дела» про невыносимую глупость бытия. А через год, когда играли уже «Дело» на «Реальном театре», мы с Кулябиным решили: «А почему бы и нет? Можно ведь и всю трилогию сделать».  Всю трилогию же за время её существования практически никто не ставил, по-моему, только в Москве и Тобольске когда-то было – и всё. И так решили, что с разницей в год я буду делать в «Красном факеле» по одной части трилогии. Водевиль, сатира и трагифарс.

— Сухово-Кобылин – не такой уж популярный автор в наше время. Почему вы решили обратить внимание именно на него?

— Я-то Сухово-Кобылина давно знал, в театральном институте его пьесы входят в обязательную программу по истории русского театра. Почему именно он? Показалось так, что сейчас время его ставить. Не знаю, чем объяснить. У меня так часто бывает – кажется, что надо ставить именно этот материал – его и ставлю. Это какие-то интуитивно-эмоциональные связи, логического объяснения им не найти. Кулябин очень просил взять что-то из классики. Изначально вообще разговор шёл про «Идиота» или «Бесов». Но «Идиота» вскоре начали репетировать в «Старом доме», а «Бесов» я сам забраковал. Слишком они мрачные для большой сцены. А обыватель мрачные спектакли не любит.

— Показалось, что с каждой новой частью в спектаклях появляется всё больше видео. На протяжении «Смерти Тарелкина» мы наблюдаем работу целой телередакции с несколькими передачами в разных жанрах. И видео, действительно, в этом спектакле очень много. Почему так?

— Ну, вообще, этот переход от классического театра к мультимедийному был еще в «Деле» заложен. От «пыльного» театра в первом действии к «кинотеатру» в третьем действии. И поэтому, когда после «Дела» взялись делать всю трилогию, мы с постановочной группой решили, что «Свадьба Кречинского» будет максимально классическим костюмным спектаклем, а «Смерть Тарелкина» – спектаклем, где будет много видео. Чтобы какой-то путь был, путешествие какое-то. К тому же, когда в «Деле» в конце появляются журналисты из «Петербургского циркуляра», уже тогда становится понятно: вот она, параллельная линия для «Смерти Тарелкина» – линия отражения событий, происходящих в трилогии, прошедшая через призму журналистики. И оборотничество этой информации как раз работает на содержание пьесы и спектакля.

— Тема оборотничества – одна из ключевых в «Смерти Тарелкина» и трилогии в целом. Расплюев в финале стал главным героем, а во что «обратился», на ваш взгляд, несгибаемый Варравин?

— Да ни во что он не обратился. Как был гадом, так и остался. Такие, как Максим Кузьмич, как правило, на перерождение не способны. Там есть, конечно, момент, когда у него есть шанс сделать доброе дело – пощадить человека и отпустить его восвояси (в пьесе-то Тарелкин не умирает). Но Варравин делает другой выбор. Нам кажется, что с ним что-то произошло. Но на самом деле ничего с ним не произошло. Подумал немного и остался гадом.

— На обсуждении премьеры «Смерти Тарелкина» вы поделились своими мыслями насчёт эпилога после третьего акта, но не всем удалось поучаствовать в той встрече, и у зрителей остался вопрос «почему режиссёр решил так сделать?» Могли бы вы ещё раз разъяснить свою задумку?

— Ну, как… Это ж не только финал спектакля, это и финал всей трилогии. И в нём всё окончательно «оборачивается». События, происходящие в пьесе, искажаются самым радикальным образом. Прошло время, Иван Антонович Расплюев стал какой-то серьёзной личностью, вот про него и сняли фильм к годовщине его смерти. Персонажей трилогии играют совершенно другие актёры, а события трилогии вывернуты наизнанку в соответствии с требованиями времени. Мы ещё так посчитали со Светой Баженовой, драматургом трилогии, что с 1869 года, в котором происходит действие «Смерти Тарелкина» лет через 40 изобрели синематограф, поэтому вполне могли уже снять что-то. Ну и, конечно, эпилог – это в первую очередь ирония над тем, чем занимаемся мы – над созданием художественной реальности. Мы-то сами – режиссеры, драматурги, актёры – уверены, что создавали нечто великое, а в реальности это полная фигня и абсолютная неправда. Вот недавно я «Сердце Пармы» посмотрел, например – думаю, что все, кто этот фильм делал, уверены, что у них круто получилось.

— В отличие от двух первых частей, «Смерть Тарелкина» многие зрители приняли слишком близко к сердцу, у некоторых даже не получилось досидеть до конца спектакля. Не показалось ли вам это неожиданным?

— По-моему, причина гораздо проще. Люди на транспорт торопятся. В Новосибирске есть одно неизменное правило – после трёх часов просмотра любого спектакля часть зрителей гарантированно начинает хотеть домой. И тут ты хоть что ему показывай, хоть танцы танцуй, хоть песни пой – он будет уходить, потому что не рассчитывал столько времени в театре проводить. Это и администраторы подтверждают, и билетёры. И уходы начались ровно за десять минут до конца спектакля. Сейчас мы «Смерть Тарелкина» подрезали на эти десять минут (переформатировали финальный фильм в тизер, бодрее получилось, по-моему) и как раз в точный тайминг будем укладываться. И это нормально. Любой спектакль на зрителе выверяется и уточняется. Хочется ведь, чтобы зритель спектакль до конца досмотрел. Ну и, к тому же, как мне кажется, сухово-кобылинский финал в спектакле получился достаточно мощным, после него уже мало что способно сильнее подействовать.

— Как бы вы посоветовали смотреть современный театр таким зрителям?

— Не знаю. Прежде всего, внимательно читать аннотацию к спектаклю. И желательно пьесу. Публика в зале ведь тоже неоднородная – кто-то целенаправленно идёт смотреть продолжение спектакля «Дело», а кто-то просто решил в воскресный вечер с подружками сходить, платье выгулять. Увидели слово «премьера» и пошли. Я на премьерных показах очень хорошо эту раздробленность зала почувствовал. В некоторых моментах по зрительскому смеху было слышно – это смеются те люди, которые смотрели предыдущие части трилогии. Потому что часть юмора в «Смерти Тарелкина» понятна только в том случае, если до этого человек видел «Свадьбу Кречинского» или «Дело». Эта часть публики отчётливо понимает, что с первых секунд спектакля их обманывают и относятся к этому как к данности. Потому что в «Смерти Тарелкина» врут постоянно, практически всё время спектакля. А какая-то часть зрителя, напротив, не любит, когда их обманывают. И это вызывает у них здоровое отторжение. Но я такой реакции тоже рад. Неприятие лжи – это хорошая реакция, умная.