Муха в янтаре
Новый учебный год — самое время вспомнить о закрывающей прошлый театральный сезон премьере «Красного факела», где деточки-ученики решили сыграть со своей учительницей в игру, достойную кинематографического пера Михаэля Ханеке — по аналогии с его кинолетной «Забавные игры». В пьесе Людмилы Разумовской «Дорогая Елена Сергеевна» есть все «ингредиенты» этого мрачного драматического триллера: зло, маскирующееся под невинность, замкнутое герметичное пространство и жертва, угодившая в жёстко расставленные сети психологического воздействия, когда грубое попрание личных границ автоматически переходит в физическое насилие.
В один цветущий майский вечер десятиклассники приходят к учительнице математики, чтобы выманить у неё ключ от сейфа, где хранятся их плохо написанные экзаменационные работы, — их нужно заменить их на правильные варианты. Понятно, что учитель советской закалки указывает наглецам на дверь, но детишки уже слеплены из «другого теста» и начинают понимать, что за своё место под «вузом» нужно бороться, — в квартире старой девы Елены Сергеевны разворачивается драма, которая ожидаемо заканчивается трагедией. Но режиссёру Роману Габриа удалось экранизировать на малой сцене пьесу Разумовской, смягчив все острые углы, но в то же время позволив зрителю стать участником «шоу за стеклом».
В разборе «Дорогой Елены Сергеевны» принято брать за исходящую точку одноимённый фильм Эльдара Рязанова, где идеалистку-училку играет Марина Неёлова, но меня лично в юности «прибил» спектакль «Антигона и ночные карлики», который в 1987 году поставил на сцене ТЮЗа (театр «Глобус») режиссёр Константин Чернядев. Над страной тогда закручивались вихри перестройки, люди искусства подхватывали тренды на «обличающую чернуху», поэтому новосибирские подростки лицезрели в финале спектакля покачивающиеся в дверном проёме ноги дорогой Елены Сергеевны, которую играла Людмила Трошина. Все же помнят, как закончила своё земное бытие настоящая Антигона? Ну и, конечно, десятиклассники в том спектакле были воплощённым злом, а учительница — идеалом нравственности, чей стерилизованный мир столкнулся с первым приветом рыночных отношений. Но сегодня, когда «мамон» окончательно утвердился в роли постоянного тренда, а «голодные игры» стали мейнстримом, мир розовых пони, ой, извините, условных Окуджавы и Визбора, выглядит не просто старомодно, но и несколько гротескно. И Роману Габриа удалось это передать, показав свою Елену Сергеевну (Ирина Кривонос) в полном объёме, когда жертва, спасатель и палач умещаются в одном человеке, а мир, где по небу летят герои картин Марка Шагала и звучит вечная классика на виниле, больше «недееспособен». Ну разве что в качестве музейного экспоната.
Мир Елены Сергеевны — это пространственный разрез панельной «хрущёвки», поделённый на бытовые блоки: ванная комната с колченогой ёмкостью, кухонька, спальня и гостиная с продавленным диваном, где единственным источником воздуха (физического и ментального) становится открытый балкон, откуда доносятся звуки майского вечера. Зритель помещён в условия «шоу за стеклом», когда героям не спрятаться, не скрыться, и в этом есть эффект подглядывания — подобный приём использовался в «Красном факеле» в легендарном спектакле «Три сестры». Сценограф Анвар Гумаров и его команда, видимо, следовали «завещанию» Бориса Пастернака, когда «во всём мне хочется дойти до самой сути», ибо «душа» советского овеществления была передана на сцене с точностью электронного микроскопа. Не знаю, на каких «блошках» команда выискивала предметы советского быта, но иногда казалось, что со сцены веет ностальгическим запахом нафталина от всех этих шкафов, кресел, чемоданов, проигрывателей, кастрюль и хрустальных бокалов «для особых случаев». Собственно, внутренний мир Елены Сергеевны, застывший в эпохе книжного идеализма как муха в янтаре, абсолютно идентичен внешнему убранству её квартиры, а значит, по законам любого сюжета должен быть трансформирован или разрушен. Но человеку, живущему в скорлупе своих убеждений, трансформироваться всегда сложно, а Елене Сергеевне — так и вообще невозможно, поэтому «до основания, а затем». На роль разрушителей, если уж мы идём по древнегреческим канонам, были назначены её ученики — с чем они попытались справиться.
Ещё «вчера» притязания компании десятиклассников, которые завалились к Елене Сергеевне под благовидным предлогом «поздравить с днём рождения», виделись возмутительно-нелогично. Попросить у учительницы ключ, чтобы заменить плохо написанные экзаменационные работы — виданое ли дело? Может быть, ещё и по этой причине Роман Габриа не стал переносить сюжет в современную плоскость — в нашей реальности уже совсем другие правила игры. Но учёба в вузе по-прежнему остаётся поездкой на социальном лифте — особенно в контексте катастрофического уменьшения бюджетных мест по сравнению с советским прошлым. Поэтому «сегодня» просьба Вити, Ляли, Володи и Паши может расцениваться и как крик о помощи — у каждого из этой компании есть свой личный страх остаться за бортом жизни. Другое дело — какими способами они пытаются вырвать свой билет на проезд в стабильное будущее.
На фоне живущих реальностью десятиклассников, «муха в янтаре», она же Елена Сергеевна, выглядит слепоглухой идеалисткой, чьи высказывания о жизни вызывают сейчас только раздражение. О каком равенстве и братстве вы говорите, дорогая Елена Сергеевна? Каждому по способностям? Будущее больших возможностей? Ку-ку, протрите очки. Вы вкладывали в детей идеи о «счастливом будущем», но, когда ваши идеалы столкнулись с объективной жизнью, предпочли закрыть глаза, убежав в педагогическую софистику. Ирина Кривонос точно держит партитуру роли: Елена Сергеевна справедливо гневается, Елена Сергеевна читает лекцию о смысле жизни, Елена Сергеевна убегает в свою Внутреннюю Школу, где всегда горят плафоны, дети сидят за партами, а на доске плывут фигуры идеального мира, нарисованного мелом. И если в пьесе Разумовской её мир был бесповоротно разрушен, то в спектакле Габриа есть ощущение, что ничего с ним не случилось — гвозди бы делать из этих идеалистов. В финале героиня Кривонос ложится на кровать и не реагирует на звонок из больницы, где лежит её мама, и зритель думает, что всё, но здесь, как мне кажется, есть элемент открытого финала. Не такой человек вы, Елена Сергеевна, чтобы так просто сдаваться. Вам ещё девяностые пережить надо.
Разумеется, Витя, Ляля, Володя и Паша пересекли все «красные флажки», нагло и зло вторгнувшись в пространство учительницы, — через увеличительное стекло «четвёртой стены» зритель наблюдает всю психологическую подноготную «рейдерского захвата» квартиры Елены Сергеевны. Дети усыпляют бдительность: мы пришли вас поздравить — вот торт и шампанское. Дети прощупывают почву: а как вы думаете, какое нам уготовано будущее? Дети раскрываются: дайте нам ключ на пару часов, мы заменим косые контрольные на правильные. Дети наступают: мы все «сироты», нам без вуза — полы только мыть. Дети атакуют: никуда мы не уйдём, давайте ключ! А потом начинается естественное движение по гололёду нравственного падения, когда человек переступает через своё человеческое и начинает превращаться в зверя. Артисты Анастасия Плешкань, Артём Малиновский, Вадим Гусельников и Александр Жуликов убедительно трансформируются в маленьких, испуганных зверёнышей со стайным коллективным разумом. В советской реальности у компании из 10 «Б» были бы все шансы ответить за содеянное по закону, но в нашей матрице, уверена, влиятельный папочка Володи-мажора всех бы отмазал.
Кому понравится спектакль «Дорогая Елена Сергеевна»?
Всем любителям психологического театра, когда на твоих глазах разворачивается человеческая драма — с эффектом «подглядывания» из реалити-шоу.
В один цветущий майский вечер десятиклассники приходят к учительнице математики, чтобы выманить у неё ключ от сейфа, где хранятся их плохо написанные экзаменационные работы, — их нужно заменить их на правильные варианты. Понятно, что учитель советской закалки указывает наглецам на дверь, но детишки уже слеплены из «другого теста» и начинают понимать, что за своё место под «вузом» нужно бороться, — в квартире старой девы Елены Сергеевны разворачивается драма, которая ожидаемо заканчивается трагедией. Но режиссёру Роману Габриа удалось экранизировать на малой сцене пьесу Разумовской, смягчив все острые углы, но в то же время позволив зрителю стать участником «шоу за стеклом».
В разборе «Дорогой Елены Сергеевны» принято брать за исходящую точку одноимённый фильм Эльдара Рязанова, где идеалистку-училку играет Марина Неёлова, но меня лично в юности «прибил» спектакль «Антигона и ночные карлики», который в 1987 году поставил на сцене ТЮЗа (театр «Глобус») режиссёр Константин Чернядев. Над страной тогда закручивались вихри перестройки, люди искусства подхватывали тренды на «обличающую чернуху», поэтому новосибирские подростки лицезрели в финале спектакля покачивающиеся в дверном проёме ноги дорогой Елены Сергеевны, которую играла Людмила Трошина. Все же помнят, как закончила своё земное бытие настоящая Антигона? Ну и, конечно, десятиклассники в том спектакле были воплощённым злом, а учительница — идеалом нравственности, чей стерилизованный мир столкнулся с первым приветом рыночных отношений. Но сегодня, когда «мамон» окончательно утвердился в роли постоянного тренда, а «голодные игры» стали мейнстримом, мир розовых пони, ой, извините, условных Окуджавы и Визбора, выглядит не просто старомодно, но и несколько гротескно. И Роману Габриа удалось это передать, показав свою Елену Сергеевну (Ирина Кривонос) в полном объёме, когда жертва, спасатель и палач умещаются в одном человеке, а мир, где по небу летят герои картин Марка Шагала и звучит вечная классика на виниле, больше «недееспособен». Ну разве что в качестве музейного экспоната.
Мир Елены Сергеевны — это пространственный разрез панельной «хрущёвки», поделённый на бытовые блоки: ванная комната с колченогой ёмкостью, кухонька, спальня и гостиная с продавленным диваном, где единственным источником воздуха (физического и ментального) становится открытый балкон, откуда доносятся звуки майского вечера. Зритель помещён в условия «шоу за стеклом», когда героям не спрятаться, не скрыться, и в этом есть эффект подглядывания — подобный приём использовался в «Красном факеле» в легендарном спектакле «Три сестры». Сценограф Анвар Гумаров и его команда, видимо, следовали «завещанию» Бориса Пастернака, когда «во всём мне хочется дойти до самой сути», ибо «душа» советского овеществления была передана на сцене с точностью электронного микроскопа. Не знаю, на каких «блошках» команда выискивала предметы советского быта, но иногда казалось, что со сцены веет ностальгическим запахом нафталина от всех этих шкафов, кресел, чемоданов, проигрывателей, кастрюль и хрустальных бокалов «для особых случаев». Собственно, внутренний мир Елены Сергеевны, застывший в эпохе книжного идеализма как муха в янтаре, абсолютно идентичен внешнему убранству её квартиры, а значит, по законам любого сюжета должен быть трансформирован или разрушен. Но человеку, живущему в скорлупе своих убеждений, трансформироваться всегда сложно, а Елене Сергеевне — так и вообще невозможно, поэтому «до основания, а затем». На роль разрушителей, если уж мы идём по древнегреческим канонам, были назначены её ученики — с чем они попытались справиться.
Ещё «вчера» притязания компании десятиклассников, которые завалились к Елене Сергеевне под благовидным предлогом «поздравить с днём рождения», виделись возмутительно-нелогично. Попросить у учительницы ключ, чтобы заменить плохо написанные экзаменационные работы — виданое ли дело? Может быть, ещё и по этой причине Роман Габриа не стал переносить сюжет в современную плоскость — в нашей реальности уже совсем другие правила игры. Но учёба в вузе по-прежнему остаётся поездкой на социальном лифте — особенно в контексте катастрофического уменьшения бюджетных мест по сравнению с советским прошлым. Поэтому «сегодня» просьба Вити, Ляли, Володи и Паши может расцениваться и как крик о помощи — у каждого из этой компании есть свой личный страх остаться за бортом жизни. Другое дело — какими способами они пытаются вырвать свой билет на проезд в стабильное будущее.
На фоне живущих реальностью десятиклассников, «муха в янтаре», она же Елена Сергеевна, выглядит слепоглухой идеалисткой, чьи высказывания о жизни вызывают сейчас только раздражение. О каком равенстве и братстве вы говорите, дорогая Елена Сергеевна? Каждому по способностям? Будущее больших возможностей? Ку-ку, протрите очки. Вы вкладывали в детей идеи о «счастливом будущем», но, когда ваши идеалы столкнулись с объективной жизнью, предпочли закрыть глаза, убежав в педагогическую софистику. Ирина Кривонос точно держит партитуру роли: Елена Сергеевна справедливо гневается, Елена Сергеевна читает лекцию о смысле жизни, Елена Сергеевна убегает в свою Внутреннюю Школу, где всегда горят плафоны, дети сидят за партами, а на доске плывут фигуры идеального мира, нарисованного мелом. И если в пьесе Разумовской её мир был бесповоротно разрушен, то в спектакле Габриа есть ощущение, что ничего с ним не случилось — гвозди бы делать из этих идеалистов. В финале героиня Кривонос ложится на кровать и не реагирует на звонок из больницы, где лежит её мама, и зритель думает, что всё, но здесь, как мне кажется, есть элемент открытого финала. Не такой человек вы, Елена Сергеевна, чтобы так просто сдаваться. Вам ещё девяностые пережить надо.
Разумеется, Витя, Ляля, Володя и Паша пересекли все «красные флажки», нагло и зло вторгнувшись в пространство учительницы, — через увеличительное стекло «четвёртой стены» зритель наблюдает всю психологическую подноготную «рейдерского захвата» квартиры Елены Сергеевны. Дети усыпляют бдительность: мы пришли вас поздравить — вот торт и шампанское. Дети прощупывают почву: а как вы думаете, какое нам уготовано будущее? Дети раскрываются: дайте нам ключ на пару часов, мы заменим косые контрольные на правильные. Дети наступают: мы все «сироты», нам без вуза — полы только мыть. Дети атакуют: никуда мы не уйдём, давайте ключ! А потом начинается естественное движение по гололёду нравственного падения, когда человек переступает через своё человеческое и начинает превращаться в зверя. Артисты Анастасия Плешкань, Артём Малиновский, Вадим Гусельников и Александр Жуликов убедительно трансформируются в маленьких, испуганных зверёнышей со стайным коллективным разумом. В советской реальности у компании из 10 «Б» были бы все шансы ответить за содеянное по закону, но в нашей матрице, уверена, влиятельный папочка Володи-мажора всех бы отмазал.
Кому понравится спектакль «Дорогая Елена Сергеевна»?
Всем любителям психологического театра, когда на твоих глазах разворачивается человеческая драма — с эффектом «подглядывания» из реалити-шоу.
