Поэт-песенник и драматург Наталия Макуни — о подростках, Шекспире, вечной вражде и природе любви.

ДОСЬЕ: НАТАЛИЯ МАКУНИ

Родилась и живёт в Москве. Поэт-песенник и драматург, автор мюзиклов. Автор пьес, мюзиклов и песен для театра и кино, победительница «Лаборатории мюзикла-2021» (Пермь). Пишет тексты песен с 15 лет. Окончила факультет журналистики МГУ, а год назад — Театральный институт имени Бориса Щукина по профилю «Драматургия». Среди самых известных её работ — мюзиклы Театра Стаса Намина «Маленький принц», «Портрет Дориана Грея» и «Снежная королева», камерный мюзикл Пермского академического Театра-Театра «Живая история о смерти», вошедший в лонг-лист «Золотой маски-2024», рок-опера Антона Круглова «Икар». 

Музыкальный спектакль «Ромео и Джульетта» в театре «Красный факел» по пьесе Наталии Макуни и Марка Букина на сюжет Уильяма Шекспира стал настоящим потрясением сезона. Казалось бы, что нового можно сказать о самой «печальной повести на свете»?! Но авторы пьесы и спектакля так развернули повествование, что Верона стала современным городом вне географии, где бесконечно идёт дождь, а жители погрязли в страшной вражде, из-за которой гибнут подростки — заложники этого мира. Ромео и Джульетта (Вадим Гусельников и Анастасия Плешкань) существуют на этом перекрестке между любовью и смертью. И даже в финальной сцене, когда один из влюблённых падает, другой его поднимает, тот снова подхватывает… и так бесконечно, — никто не знает, чем всё закончится.

— Наталия, в вашей пьесе шекспировский сюжет звучит очень современно, это есть и в вопросах, которыми живут подростки на сцене. Почему вечной истории потребовался актуальный язык?

— Настоящий Шекспир — он всегда про сегодня, но современному зрителю нужно помочь к нему приблизиться. Далеко не всегда человек, пришедший в театр, читал пьесу (да, даже «Ромео и Джульетту»!), и наша задача — по-дружески взять его за руку и ввести в этот мир, помочь подняться на эту высоту. Поэтому мне очень нравится решение режиссёра Марка Букина осовременить образы героев и избежать классических «масок» Ромео и Джульетты, к которым мы привыкли. Это такие же мальчик и девочка, как и те, кто сидит в зале. Весь ужас в том, что они умирают.

— Ромео у вас — подросток «на грани», заблудившийся между миром своих снов и нежеланием жить. Так больно ему от происходящего вокруг?

— И ему, и Джульетте. Ведь она у Шекспира произносит такие строки: «Одна лишь в сердце ненависть была — и жизнь любви единственной дала…». Джульетта — не романтическая героиня, она живёт в ненависти, и это обстоятельство заявлено Шекспиром. А Ромео повсюду видит ночь и бежит от дневного света, а по сути — от ужаса жизни в Вероне. Это боль вражды, которая проникает всюду, боль взаимного ожесточения в мире, где количество конфликтов выросло в разы. Нам хотелось поговорить о том, как жить — и вообще выжить! — в обществе раскола, как находить общие пути.

— В спектакле отец и мать давят на Джульетту едва ли не жестче, чем у Шекспира, пытаясь убедить её, что брак с Парисом — благо. Родительская любовь может стать невыносимым бременем?

— В спектакле мы вывели на поверхность то, что уже было написано у Шекспира, просто адаптировали этот конфликт под сегодняшний день. В эпоху Ромео и Джульетты сам факт непослушания был нонсенсом, а нынешние дети часто конфликтуют с родителями в открытую. Мы хотели попасть в эту боль и показать её с разных сторон. Если бы родители послушали своих детей, если бы они просто сели и поговорили, — трагедии могло и не быть. Может, и вечный дождь в Вероне прекратился бы, и вышло солнце, и мир изменился бы к лучшему?.. Но «лучшее» — тоже опасное слово. Наша Кормилица не случайно произносит фразу, что «через зло порой хотят добра». Родители Джульетты хотят дочери лучшего, но это страшное «лучшее». У отца Джульетты (Андрей Черных) — это больная любовь к семье и ненависть к Монтекки. У матери (Дарья Емельянова) — дикая, «звериная» любовь к дочери в сочетании с дичайшим непониманием. Но это — тоже любовь. Недаром на похоронах Джульетты мать берёт её на руки и несёт, как малышку. Страшный символ того, что родители умирают вместе со своими детьми. Да, конфликт отцов и детей вечен, как вечны непонимание и вражда, — но точно также вечна и попытка любви прорасти через асфальт вражды. И обо всём этом нужен честный разговор через театральную сцену.

— Как вы думаете, если бы письмо дошло вовремя, Ромео и Джульетте удалось бы спастись?

— Сомневаюсь, ведь вражда в Вероне не прекратилась. Мне близка пьеса Григория Горина «Чума на оба ваших дома», на мой взгляд, она полноценно продолжает шекспировский сюжет, и там очень хорошо показана эта «инерция вражды». Так что вряд ли у Ромео и Джульетты был шанс, но они боролись до конца. А с ними — и отец Лоренцо (Егор Овечкин). Его линию мы тоже «укрупнили». Размышляя о том, каким может быть священник в городе, который сжирает вражда, наш режиссёр Марк Букин пришёл к выводу, что это человек, который истово хочет верить, но видя окружающее зло, начинает сомневаться. И дети, полюбившие друг друга, становятся для него шансом всё изменить…

— Дружба подростков — ещё одна тема спектакля. Ромео, Меркуцио, Тибальт — они же выросли вместе?

— В нашей версии — да. Они с детства были одной компанией, а потом их «растащили» по кланам. И эта неудовлетворённая дружба, потребность в другом человеке превращается во вражду — недаром у Шекспира Меркуцио говорит, что только он может противостоять Тибальту. Они достойны друг друга, они могли бы быть лучшими друзьями, но уже не могут объединиться, потому что идут по «чужим рельсам». И они не могут закончить эту историю иначе, кроме как смертью. Для меня одна из важнейших тем нашего мюзикла — «разбитая» дружба в мире, убивающем и дружбу, и любовь.

— Как родилась страшная и в то же время прекрасная сцена «умирания» Ромео и Джульетты?

— Уже на финальном этапе репетиций. Сцена иногда сама «подсказывает» какие-то вещи. И я рада, что Марку удалось найти точный образ того, как, умирая, Ромео и Джульетта постоянно пытаются спасти, «воскресить» друг друга и удержать любовь в чудовищном мире, который распадается на части.

— «Нет повести печальнее на свете». Но странным образом от этого дождя, льющихся слёз и образа дождя, «идущего вверх» — становится легче. А как вам самим было внутри?

— Признаюсь, мне было больно делать этот спектакль. Больно за героев, за их «изломанный» мир и судьбы. Но боль лучше, чем отчаяние. Она рождает надежду, что, пока мы чувствуем, мы можем что-то изменить. А сам процесс работы, взаимодействие с режиссёром, командой, труппой — чистый восторг. Обсуждения, споры, озарения — ты «горишь» проектом круглосуточно, и это прекрасно. Мне очень понравилась атмосфера в «Красном факеле» — было комфортно работать с труппой, всё рождалось во взаимном доверии, что очень важно. 

— Как рождается мюзикл? Сначала тексты, потом музыка?

— Бывает и так, и так. Но чаще всё начинается с режиссёра, который предлагает определённую идею и свой взгляд на сюжет. Чем этот спектакль будет отличаться от 100 других постановок на эту же тему? Режиссёр задаёт смысловые акценты, «решения» определённых персонажей и сцен — даёт мне, по сути, техническое задание. Я пишу пьесу и тексты песен, отправляю их режиссёру и композитору. И начинаются правки. А потом — правки правок! Но без них никак. Мой соавтор, композитор Евгения Терёхина — суперпрофессионал, автор музыки более чем к 100 спектаклям — очень бережно относится к текстам, но музыка всегда раскрывает стихи с новой стороны, и часто я должна переставить смысловые акценты или подогнать ритм под родившуюся мелодию… Эта «рутина» нередко дарит озарения. Например, у нас в «Ромео и Джульетте» есть песня, где звучит строчка: «И капли дождя — это мира осколки», — она придумалась как раз в процессе подгонки текста под музыку. Так что правки — важный и интересный процесс, эдакий творческий «пинг-понг», пока пазл не сложится идеально.

— Как из одной фразы Шекспира «Бей в барабан» может появиться целая песня, заряжающая энергией зал?

— У Шекспира в каждой фразе таится целый мир. Когда я перечитывала пьесу, то задумалась: почему Бенволио, перед тем как ворваться на бал Капулетти, говорит: «Бей в барабан»? Что за барабан? И из этого родилась весёлая и рОковая (а может, и роковАя) песня друзей перед балом. Её шутовская интонация очень подходит нашему Меркуцио (Никита Воробьёв). Что интересно, мы с режиссёром независимо друг от друга решили, что эта фраза должна стать песней — такая вот телепатия. Ритм этой песни — как ритм бьющегося сердца, и для меня этот «барабан» — в том числе и сердце, которое должно продолжать биться, несмотря ни на что.

— Когда вам захотелось писать стихи, сочинять песни?

— Стихи я начала писать в восемь лет от скуки, когда долго болела, но серьёзно к ним никогда не относилась. Я хотела стать журналистом, готовилась поступать на журфак МГУ. Но совершенно случайно в 15 лет попала за кулисы мюзикла «Нотр-Дам де Пари» — и случай решил мою судьбу. Моя мама, журналист по профессии, брала интервью у его продюсера Катерины фон Гечмен-Вальдек. Катерина пришла в редакцию заверять материал — и вдруг пригласила меня и ещё пару «редакционных» детишек на мюзикл, просто так! Прямо как добрая фея на бал! Не зная, как её отблагодарить, я прочла ей свои стихи… про Амура с пулемётом. Я тогда писала такие, потому что была суровой 15-летней девочкой, которая засыпала под «Раммштайн». Мы приехали в театр, Катерина провела нас по закулисью, и я влюбилась в этот мир с первого взгляда. Она подвела меня к поэту Юрию Ряшенцеву, одному из авторов либретто, и попросила прочесть ему мои стихи. Он выслушал меня и сказал: «Это хорошо», — а я так смутилась, что попыталась убежать… Все смеялись и вроде бы забыли этот разговор, а через полгода Катерина предложила мне перевести текст песни. А потом ещё один. И ещё…

— Что же было дальше?

— Много лет я разрывалась между театром и кино. Сначала я с головой ушла в тексты песен для кино, сериалов и исполнителей. Но театральный мир не отпускал: сначала я работала в творческой команде мюзикла «Ромео и Джульетта» Московского театра оперетты, а потом Театр музыки и драмы Стаса Намина пригласил меня написать русскую версию либретто офф-бродвейского мюзикла «Портрет Дориана Грея». Мне было 20 лет, я прыгала до потолка (буквально!) и кинулась в это с головой. Вместе со Стасом Наминым мы сделали ещё два детских спектакля на его музыку — «Снежная королева» и «Маленький принц». А потом у меня разыгрался бурный «роман» с кино, и несколько лет я работала только там, днюя и ночуя на «Мосфильме»... Но тоска по театру позвала вновь, я вернулась — и поняла, что не могу без него дышать. И этот волшебный мир словно «ждал» меня обратно и встретил очень тепло. В 2021 году победила на «Лаборатории мюзикла» в Перми со спектаклем «Живая история», параллельно поступила в магистратуру Щукинского театрального института и окончила её с красным дипломом как драматург, а в прошлом году выпустила семь премьер в разных городах… Сейчас я точно знаю, что театр — это моё место, моя жизнь, которую я так долго искала. Ведь театр — живая, «дышащая» материя. Не бывает двух одинаковых спектаклей, это чудо каждый раз рождается заново. А каждая песня для меня — театр в миниатюре, потому что в каждый текст песни мне хочется «зашить» сюжет, мини-историю. 

— И каждый раз это история о любви?

— Не только. Любовь должна опираться на человечность — для меня это главное. Шекспир писал, что «любовь движет солнце и светила…», но в жизни не всегда так, а любовь плюс эгоизм — страшный и частый микс. Поэтому мне хочется писать о любви, о понимании, о чуткости. А в сюжетном плане меня сейчас очень привлекают сказки. Хочется честно поговорить с детьми и подростками о жизни, о чём-то настоящем, о том хорошем и добром, что может «разморозить» сердца людей.