Безобразия оборачиваются анекдотами, а смех попадает в категорию умного реагирования. Причем молодой режиссер способен хулиганить на сцене, подчас дурачиться, ерничать, но отнюдь не издеваться над неладными отечественными реалиями. Вместо издевки — тоска и боль, чувства весьма «взрослые» и в нашем контексте куда более позитивные. Можно «валить», закрыв на все глаза, но можно и оставаться с пусть еще неясными мыслями о том, как все это повернуть в другую сторону, чтобы долгие десятилетия умному русскому человеку «не было мучительно больно».
Хотя для Дмитрия Егорова театр — это не «общественная трибуна», с которой серьезно или смешно, но непременно надо призывать к конкретным действиям. Егоров вряд ли сочиняет послания «массе», его спектакли явно затрагивают личность. При этом и «История города Глупова», и «Довлатов. Анекдоты» — образцы качественных профессиональных спектаклей, обращенных именно к широкой публике. Такие спектакли — вообще редкость. И одновременно, наблюдая за зрителями, ты видишь, что они все равно не сливаются в едином порыве одинакового восприятия, но смотрят и понимают очень по-разному, индивидуально, выделяя для себя главное, и порой над одним и тем же эпизодом кто-то смеется, а кто-то грустно вздыхает.
Свой новый спектакль в «Красном факеле» Дмитрий Егоров сочинил, сложил из очень многих вещей. Естественно, из прозы Сергея Довлатова, которая и распадается на «анекдоты» — то совсем коротенькие, на две-три фразы, то выстраивающиеся в протяженные эпизоды. Из вечной темы «судьбы художника», которая редко у кого бывает безоблачной. Из постоянных пересечений этих судеб — самого Довлатова, его литературного alter ego журналиста и писателя Долматова, из персонажей, вдруг обретающих самостоятельную жизнь. Столь самодостаточную, что писателю остается только потихонечку наблюдать за всем этим со стороны. Из мотивов невостребованности, уходов-отъездов, быть может, не без проекции на собственную режиссерскую биографию с ее драматическими событиями. Из музыкальной классики, эстрадных шлягеров и полублатного шансона. Из «картин маслом» и тонких акварельных зарисовок. Здесь нет выверенной четкости и плавности, действие подчас рвется, пульсирует, несется вперед или застывает на несколько минут. Но в подобной нестройности звучат подкупающие жизненные нотки, ведь и саму жизнь нельзя прочертить и выверить на годы вперед. Да и не знаешь порой, что важнее: само событие или его ожидание.
В этом спектакле границы города распахнулись до мира: Таллин, Пушкинские горы, Америка, зона. Стены этого мира художник Евгений Лемешонок тщательно обшил фанерными листами, унифицированными и кажущимися непробиваемыми. В центр зала переброшен помост-подиум, панели задника раздвигаются, впуская-выпуская счастливчиков в иную жизнь. Зона, впрочем, доминирует. Актеры в соответствующей амуниции помогают рабочим сцены: вытаскивают телефонную будку, столы, лавки и прочий «советский» реквизит. Егоров вроде бы пытается наметить хронологию довлатовско-долматовской биографии, но она то и дело путается, сбивается. А главным получается вот что: жизнь и творчество становятся синонимами, вбирают в себя друг друга и уже не всегда понятно, что здесь определяющее начало.
Зато понятно, что является началом объединяющим — Павел Поляков в роли журналиста и писателя Долматова. Конечно, сам Сергей Довлатов — не четкий прототип, уж слишком много схожих судеб собрано в сценическом герое Полякова. Но столь же явно мы не можем не оглядываться на реального писателя с одной лишь измененной буквой в фамилии. Все, абсолютно все вытащено из жизни, перелопачено, переформатировано, переименовано, но личность-то не зачеркнешь, не сотрешь ее отражения в сценическом зеркале. Долматов — Поляков (по воле Дмитрия Егорова, разумеется) в спектакле «Красного факела» принимает на себя роль и сочинителя, и режиссера, и актера, и зрителя. Он то включается в игру, то намеренно от нее дистанцируется. Он не становится «главным героем» в понимании традиционного спектакля, как не становится «героем» в принципе, в не менее стандартном понимании. Победитель? Вряд ли. Скорее, проигравший, вернее, временно проигрывающий на всех фронтах, пока само время не расставит все по местам. Для него, конечно, будет поздно. Но для истории лучше поздно, чем никогда.
Павел Поляков, один из ведущих актеров труппы «Красного факела», кого только не переиграл на этой сцене, откликаясь на любые творческие эксперименты или вещи вполне обычные. Но здесь ему был предложен особый способ актерского существования: его герой внезапно оказывается в гуще тех событий, что сам же и сочинил. И поневоле или охотно приходится в них включаться, а они порой начинают отклоняться от написанного, вызывая у автора вопросы, удивление, недоумение, усмешку.
Вот ему нужно по воле обстоятельств принять участие в знаменитой сцене постановки зэковского спектакля к 50-летию революции. Ну, почти в качестве помрежа: то чемоданчик подаст, то коммутатор подвинет. А эти самые смешные эпизоды нового спектакля Егорова, кажется, залетели сюда из «Глупова», не вписавшись в ту постановку просто по времени действия. Как суетится замполит Хуриев, в которого блистательно перевоплотился брутальный Георгий Болонев. Как убедителен пахан Гурин (Олег Майборода) в роли другого «пахана» революционных времен. Как уморителен заключенный Цуриков (Данил Ляпустин), надрывно бьющий себя в грудь, заходясь в кашле от имени Дзержинского. Как вихляется словно на шарнирах Чмыхалов — Тимоша (Сергей Богомолов), заставляющий хор заключенных, исполняющих народный хит «Голубые маки», корчиться и давиться от хохота, поскольку осведомлены они о сложной «ориентации» персонажа. А уж когда появляется Самый главный (в безмолвно-величественном исполнении Игоря Белозерова), которому надлежит принять и оценить увиденное действо, уже изрядно принявший на грудь, с трудом передвигающийся по помосту, вообще тушите свет! Тушить, впрочем, не надо, иначе не разглядишь, как Томка из АХЧ (Елена Дриневская) томно отклячивает зад и «выходит из роли», норовя понравиться не сценическому жениху, а реальному Самому главному.
Смешные и горькие русские анекдоты сменяют один другой. Вот вам прелести советской журналистики: по велению главного редактора с бегающими глазками (Владимир Лемешонок) Долматов — Поляков должен срочно найти «правильного» младенца«, который станет четырехсоттысячным жителем Таллина. И как же он искушает мало адекватного и припадочного Гришу Кузина (Михаил Селезнев) назвать сынка Лембитом вместо Володи, суля и суя деньги и какой-то памятный знак, тут же оказывающийся в урне. Дойдя до полного абсурда, этот «пьяный» эпизод словно падает в гуляющую кавказскую свадьбу, в пьющее и поющее забытье.
Егоров меняет интонационные регистры: отсмеявшись и отхлопав, зритель попадает в иной эмоциональный настрой: Долматова — Полякова судят коллеги по редакции за неопубликованную рукопись, оказавшуюся в ненужное время и не в том месте. А он сидит на этом помосте в центре зрительного зала, в лицо бьет направленный свет настольной лампы. Сколько подлости и пошлости в звучащих словах, куда больше — в последующих стеснительных рукопожатиях бывших коллег. И вот уже заповедник, где можно присесть рядом с все понимающим Пушкиным (Андрей Черных), готовым и бутылочку протянуть и безмолвно посочувствовать. А событийный ком растет: тупые туристы с их вопросами про «дали», уезжающая жена (Елена Жданова), бьющий под дых милиционер... Долматов Полякова долго заставляет себя не срываться, не реагировать, держать достойную дистанцию, пока у трапа улетающего «в никуда» самолета не пустится в отчаянный и пьяный пляс, падая, вставая и снова падая...
В дальнейшей и последней американской истории этой недоуменно наблюдательной дистанции у Долматова — Полякова станет больше. Коротенькие анекдоты-афоризмы у микрофона радио «Свобода», перемежающиеся бодренькой музыкой, шуршание ломаемых сигарет, кока-кола... Единственный всплеск живых эмоций случается у новообращенного эмигранта, когда в новую редакцию впархивает прекрасная Эллен (Клавдия Качусова), юное и ветреное создание (даже вентилятор при ее явлении сам собой начинает «давать» ветер). И тут же ироничный выдох: девушка пришла насладиться звучанием правильной русской речи, и только-то.
И вот уже Пушкин — Черных, избавившись от бакенбард и черных кудрей, обращается в плод писательской фантазии — преуспевающего эмигранта Головкера, решающегося со временем посетить покинутую родину и осчастливить подарками брошенную жену. История эта словно сочиняется и примеряется на себя. Довлатовым? Долматовым? Павел Поляков из дальнего угла наблюдает эту смешную и нелепую ситуацию с никому не нужным возвращением, где даже обид не осталось, одна пустота...
В этом спектакле Дмитрий Егоров как-то резко повзрослел и, не отказывая себе в прежних приемах и привычках, двинулся дальше. Не боясь зон тишины, медленных и не вполне действенных эпизодов. Сочинив сложную партитуру спектакля, словно бы ведущую зрителя по волнообразной линии эмоций и впечатлений. Без всякой игры в поддавки с публикой, но отрицая и менторский режиссерский тон. А в «Красном факеле», богатом на хорошие спектакли, случилась еще одна репертуарная удача. И, покидая Новосибирск, даже завидуешь зрителям, которые могут видеть все это снова и снова.
