Елена Настоящая
ДОСЬЕ:
Окончила Новосибирское театральное училище в 1993 году, Российскую академию театрального искусства (ГИТИС) в 2002 году. Работала в Новосибирском драматическом театре «Старый дом», была любима зрителями и театральными критиками. В 2005 году была приглашена в труппу театра «Красный факел», где сыграла ряд знаковых ролей. Заслуженная артистка Российской Федерации.
О выборе
— В 15 лет я была колючим и несформировавшимся человеческим комочком, который вдруг закончил учиться в восьмом классе. Куда бы меня завела дальше жизнь, я, если честно, не знаю. Но школа тогда точно была уже не вариант. И моя мама поняла: надо что-то делать! Она не пустила ситуацию на самотёк, за что я ей очень благодарна. Мама меня спросила: «А ты не хочешь стать актрисой?». Не исключаю, что она как-то компенсировала свои нереализованные желания — моя мама была очень красивым, ярким и одарённым человеком. Но она сделала главное, как любая мама, переживающая за своего ребёнка, — была рядом в непростой ситуации. Мне бы самой и в голову не пришло поступать в театральное училище. Очень стеснялась людей, чувствовала себя неловко, боялась, что кто-то обратит на меня внимание. На вступительных экзаменах сильно переволновалась, замкнулась, ощетинилась и стояла с таким выражением лица, что на месте преподавателей непременно бы задала вопрос: «Девушка, вы нам одолжение делаете?». Меня приняли, но училась я не очень хорошо. Зато когда поступила в 24 года на заочку в ГИТИС (к тому времени я уже долго работала в театре «Старый дом»), то начала добирать всё, что мне нужно. Читала, познавала, стала жадной до новых знаний. И какие бы вечеринки ни были накануне, я никогда не пропускала первых пар и своих однокурсников гнала на учёбу. Не могла позволить себе прогуливать занятия, потому что хорошо помнила свой восьмой класс и своё тотальное нежелание что-то узнавать и самосовершенствоваться.
О молодости
— В театр я пришла работать в 18 лет — совсем юная, ветер в голове. Но теперь понимаю, что это было очень хорошо для тех ролей, которые я играла. Театр — дело молодых, он очень нуждается в юных лицах, молодых девчонках и мальчишках, которые быстро вырастают в дяденек и тётенек. Моя первая роль была в театре «Старый дом»: я ввелась в спектакль «Свистать всех наверх!» на роль Зайца, и первые мои гастроли проходили не в Париже с Лондоном, а в области, куда мы выехали на две недели, чтобы играть в деревенских ДК. Но я была молода и горяча — мне всё было в радость! Артисты ноют, мол, опять в деревню, а я — какая прелесть, на вольные хлеба едем!
Об уверенности
— Да, я в жизни произвожу впечатление человека, который очень уверен в себе. Но тогда, может быть, я не ходила бы каждую неделю к психологу в течение «дцати» лет? Я уверена в себе — насколько я умею казаться. В «Старом доме» шёл спектакль Владимира Оренова «Мириам», где я играю главную роль, не выходя со сцены. И всякий раз я дико переживала из-за ответственности, потому что была гиперотличницей. Думаю, что если бы у меня её было поменьше, то жизнь моя была легче. Сегодня я знаю, что у каждого из нас есть шанс исправить свои ошибки — мы же опять выйдем на сцену в этом спектакле. Меня этому учили взрослые актрисы в «Старом доме», но я тогда этого не понимала. В то время я бесконечно хлестала себя хлыстом недовольства собой. Сейчас я могу получить радость от игры на сцене: о, классно, здорово, мне всё нравится!
О новой дороге
— В какой-то момент мне становится скучно ходить по одним и тем же дорогам. Я пришла в 18 лет в «Старый дом» — кто-то в это время только школу заканчивает. Когда мне исполнилось 24 года и было сыграно очень много ролей, у меня возникло ощущение, что прошло уже 20 лет. Я сажусь в гримёрном цехе в кресло и вижу картинки, которые висели там, когда я пришла в театр. Я меняюсь, но всё вокруг — нет. Собственно, «Старый дом» — очень маленький театр: шаг — и ты в гримёрке, ещё один — и на сцене. Я поймала себя на мысли: интересно, а какие ощущения, когда сцена не пять метров, а двадцать пять? Помню эти свои детские мысли: хочу побегать по сцене! В «Старом доме» я по сцене бегала, только когда Зайца по клубам играла. Артисты же — настоящие дети. Чем дольше ты сохраняешь своего внутреннего ребёнка в «тревожном» возрасте, тем больше ты приспособлен к этой работе. В 32 года ушла из театра с этим детским желанием. Никогда не жалела, что перешла в «Красный факел» — детям нужно уходить из родительского дома. Причём у меня сначала сформировалось желание уйти, и только потом поступило из «Красного факела» приглашение. Я сначала сказала, что мне нужно подумать, а потом поняла: «Лена, зачем думать? Ты уже давно всё для себя сформулировала».
Об интеллектуальной базе
— Я уже говорила о том, что в молодости спонтанно научилась казаться смелой — я это делала не специально, просто окружающие так воспринимали меня. Такая же история вышла и с моей начитанностью — люди, которых я в свои 19 лет считала интеллектуалами, считали меня ровней себе. Но они даже не представляли, что я не понимаю половины из того, о чём они рассуждали и говорили со мной. А человек в 24 года, который посвятил себя театру, должен иметь интеллектуальную базу. Но у меня её не было — из школы я ушла абсолютно пустая в этом плане. Читать я любила, но не Достоевского с Набоковым, конечно. И этот жуткий диссонанс, когда умные люди говорят с тобой как с умным человеком, а ты понимаешь, что ты «чистый лист», заставил меня самообразовываться. Постепенно втянулась — читала классику томами.
О принятии себя
— Когда я посмотрела фильм режиссёра Антона Коломееца «Свет», где я снялась вместе с актрисами нашего театра, то была шокирована от того, насколько я не соответствую представлениям о себе и не совпадаю с тем, что я о себе думаю. Нам уже не шестнадцать, но ведь наше внутреннее «я» не чувствует, сколько нам лет! Мне так до сих пор кажется, что мне 25, и вдруг ты смотришь на себя со стороны и понимаешь, что «далеко не». Разумеется, все мы смотримся в зеркала. Но мы с детства знаем свой правильный ракурс, когда мы себе нравимся. Психологи, кстати, говорят, что мы видим себя фрагментарно — то, что хотим видеть. А когда у тебя эмоция и мимика — это уже совсем другая картина. Поэтому я была шокирована: кто эта женщина? Но я себе как взрослый человек сказала: «Лена, успокойся. Ты давно не продаёшь молодость и красоту. Ты продаёшь настоящесть». Под словом «продаём» я подразумеваю то, что мы несём впереди себя. Моя профессия — что-то предложить людям. И я предлагаю свою настоящесть. Даже в сложнохарактерных ролях. И когда мне говорят: «Лена, ты такая честная и настоящая!», то для меня это самый желанный комплимент. Значит, моя мама была права, когда взяла меня за руку. Ничего, кроме настоящести я предложить людям не могу — и в театре, и в жизни.
О Москве
— Желание уехать в Москву было. Особенно когда я поступила в ГИТИС и ездила туда на сессии. А к концу четвёртого курса поняла — не хочу. Помню, как все мои однокурсники начали бегать по Москве, чтобы устроить свою профессиональную жизнь, а я покупаю билет в Новосибирск и радуюсь, что еду домой. Мне надо было пожить в Москве, чтобы понять — это не мой город. Меня никто никуда не звал, поэтому я радостно уехала.
О режиссёрской зависимости
— Мне в зависимости хорошо. Я сформировалась ещё недостаточно взрослым человеком — только на пути к этому состоянию. Поэтому присутствие в моей профессиональной жизни важного взрослого человека мне необходимо. Мне хорошо, когда есть человек, который меня направляет. Поэтому я сижу, сложив ручки, и всем режиссёрам отвечаю: «Я сыграю кого угодно». Многие артисты пробуют себя в режиссёрском качестве, но мне этого совершенно не надо. Мне надо, чтобы я была счастлива. А я счастлива, когда репетирую и играю.
О любви
— Когда родился сын Матвей, я поняла, что такое любовь. В мою жизнь пришла любовь, о существовании которой я не подозревала. Есть такое устоявшиеся мнение, что нельзя сыграть родителя, если у тебя нет детей. Я думала: что за бред? Играла и мам, и беременных женщин — и всё получалось. Но когда родился Матвей, всё стало по-другому. Теперь, когда я смотрю кино или спектакль, где актриса играет маму, то сразу считываю, есть ли у неё свои дети или нет.
Окончила Новосибирское театральное училище в 1993 году, Российскую академию театрального искусства (ГИТИС) в 2002 году. Работала в Новосибирском драматическом театре «Старый дом», была любима зрителями и театральными критиками. В 2005 году была приглашена в труппу театра «Красный факел», где сыграла ряд знаковых ролей. Заслуженная артистка Российской Федерации.
О выборе
— В 15 лет я была колючим и несформировавшимся человеческим комочком, который вдруг закончил учиться в восьмом классе. Куда бы меня завела дальше жизнь, я, если честно, не знаю. Но школа тогда точно была уже не вариант. И моя мама поняла: надо что-то делать! Она не пустила ситуацию на самотёк, за что я ей очень благодарна. Мама меня спросила: «А ты не хочешь стать актрисой?». Не исключаю, что она как-то компенсировала свои нереализованные желания — моя мама была очень красивым, ярким и одарённым человеком. Но она сделала главное, как любая мама, переживающая за своего ребёнка, — была рядом в непростой ситуации. Мне бы самой и в голову не пришло поступать в театральное училище. Очень стеснялась людей, чувствовала себя неловко, боялась, что кто-то обратит на меня внимание. На вступительных экзаменах сильно переволновалась, замкнулась, ощетинилась и стояла с таким выражением лица, что на месте преподавателей непременно бы задала вопрос: «Девушка, вы нам одолжение делаете?». Меня приняли, но училась я не очень хорошо. Зато когда поступила в 24 года на заочку в ГИТИС (к тому времени я уже долго работала в театре «Старый дом»), то начала добирать всё, что мне нужно. Читала, познавала, стала жадной до новых знаний. И какие бы вечеринки ни были накануне, я никогда не пропускала первых пар и своих однокурсников гнала на учёбу. Не могла позволить себе прогуливать занятия, потому что хорошо помнила свой восьмой класс и своё тотальное нежелание что-то узнавать и самосовершенствоваться.
О молодости
— В театр я пришла работать в 18 лет — совсем юная, ветер в голове. Но теперь понимаю, что это было очень хорошо для тех ролей, которые я играла. Театр — дело молодых, он очень нуждается в юных лицах, молодых девчонках и мальчишках, которые быстро вырастают в дяденек и тётенек. Моя первая роль была в театре «Старый дом»: я ввелась в спектакль «Свистать всех наверх!» на роль Зайца, и первые мои гастроли проходили не в Париже с Лондоном, а в области, куда мы выехали на две недели, чтобы играть в деревенских ДК. Но я была молода и горяча — мне всё было в радость! Артисты ноют, мол, опять в деревню, а я — какая прелесть, на вольные хлеба едем!
Об уверенности
— Да, я в жизни произвожу впечатление человека, который очень уверен в себе. Но тогда, может быть, я не ходила бы каждую неделю к психологу в течение «дцати» лет? Я уверена в себе — насколько я умею казаться. В «Старом доме» шёл спектакль Владимира Оренова «Мириам», где я играю главную роль, не выходя со сцены. И всякий раз я дико переживала из-за ответственности, потому что была гиперотличницей. Думаю, что если бы у меня её было поменьше, то жизнь моя была легче. Сегодня я знаю, что у каждого из нас есть шанс исправить свои ошибки — мы же опять выйдем на сцену в этом спектакле. Меня этому учили взрослые актрисы в «Старом доме», но я тогда этого не понимала. В то время я бесконечно хлестала себя хлыстом недовольства собой. Сейчас я могу получить радость от игры на сцене: о, классно, здорово, мне всё нравится!
О новой дороге
— В какой-то момент мне становится скучно ходить по одним и тем же дорогам. Я пришла в 18 лет в «Старый дом» — кто-то в это время только школу заканчивает. Когда мне исполнилось 24 года и было сыграно очень много ролей, у меня возникло ощущение, что прошло уже 20 лет. Я сажусь в гримёрном цехе в кресло и вижу картинки, которые висели там, когда я пришла в театр. Я меняюсь, но всё вокруг — нет. Собственно, «Старый дом» — очень маленький театр: шаг — и ты в гримёрке, ещё один — и на сцене. Я поймала себя на мысли: интересно, а какие ощущения, когда сцена не пять метров, а двадцать пять? Помню эти свои детские мысли: хочу побегать по сцене! В «Старом доме» я по сцене бегала, только когда Зайца по клубам играла. Артисты же — настоящие дети. Чем дольше ты сохраняешь своего внутреннего ребёнка в «тревожном» возрасте, тем больше ты приспособлен к этой работе. В 32 года ушла из театра с этим детским желанием. Никогда не жалела, что перешла в «Красный факел» — детям нужно уходить из родительского дома. Причём у меня сначала сформировалось желание уйти, и только потом поступило из «Красного факела» приглашение. Я сначала сказала, что мне нужно подумать, а потом поняла: «Лена, зачем думать? Ты уже давно всё для себя сформулировала».
Об интеллектуальной базе
— Я уже говорила о том, что в молодости спонтанно научилась казаться смелой — я это делала не специально, просто окружающие так воспринимали меня. Такая же история вышла и с моей начитанностью — люди, которых я в свои 19 лет считала интеллектуалами, считали меня ровней себе. Но они даже не представляли, что я не понимаю половины из того, о чём они рассуждали и говорили со мной. А человек в 24 года, который посвятил себя театру, должен иметь интеллектуальную базу. Но у меня её не было — из школы я ушла абсолютно пустая в этом плане. Читать я любила, но не Достоевского с Набоковым, конечно. И этот жуткий диссонанс, когда умные люди говорят с тобой как с умным человеком, а ты понимаешь, что ты «чистый лист», заставил меня самообразовываться. Постепенно втянулась — читала классику томами.
О принятии себя
— Когда я посмотрела фильм режиссёра Антона Коломееца «Свет», где я снялась вместе с актрисами нашего театра, то была шокирована от того, насколько я не соответствую представлениям о себе и не совпадаю с тем, что я о себе думаю. Нам уже не шестнадцать, но ведь наше внутреннее «я» не чувствует, сколько нам лет! Мне так до сих пор кажется, что мне 25, и вдруг ты смотришь на себя со стороны и понимаешь, что «далеко не». Разумеется, все мы смотримся в зеркала. Но мы с детства знаем свой правильный ракурс, когда мы себе нравимся. Психологи, кстати, говорят, что мы видим себя фрагментарно — то, что хотим видеть. А когда у тебя эмоция и мимика — это уже совсем другая картина. Поэтому я была шокирована: кто эта женщина? Но я себе как взрослый человек сказала: «Лена, успокойся. Ты давно не продаёшь молодость и красоту. Ты продаёшь настоящесть». Под словом «продаём» я подразумеваю то, что мы несём впереди себя. Моя профессия — что-то предложить людям. И я предлагаю свою настоящесть. Даже в сложнохарактерных ролях. И когда мне говорят: «Лена, ты такая честная и настоящая!», то для меня это самый желанный комплимент. Значит, моя мама была права, когда взяла меня за руку. Ничего, кроме настоящести я предложить людям не могу — и в театре, и в жизни.
О Москве
— Желание уехать в Москву было. Особенно когда я поступила в ГИТИС и ездила туда на сессии. А к концу четвёртого курса поняла — не хочу. Помню, как все мои однокурсники начали бегать по Москве, чтобы устроить свою профессиональную жизнь, а я покупаю билет в Новосибирск и радуюсь, что еду домой. Мне надо было пожить в Москве, чтобы понять — это не мой город. Меня никто никуда не звал, поэтому я радостно уехала.
О режиссёрской зависимости
— Мне в зависимости хорошо. Я сформировалась ещё недостаточно взрослым человеком — только на пути к этому состоянию. Поэтому присутствие в моей профессиональной жизни важного взрослого человека мне необходимо. Мне хорошо, когда есть человек, который меня направляет. Поэтому я сижу, сложив ручки, и всем режиссёрам отвечаю: «Я сыграю кого угодно». Многие артисты пробуют себя в режиссёрском качестве, но мне этого совершенно не надо. Мне надо, чтобы я была счастлива. А я счастлива, когда репетирую и играю.
О любви
— Когда родился сын Матвей, я поняла, что такое любовь. В мою жизнь пришла любовь, о существовании которой я не подозревала. Есть такое устоявшиеся мнение, что нельзя сыграть родителя, если у тебя нет детей. Я думала: что за бред? Играла и мам, и беременных женщин — и всё получалось. Но когда родился Матвей, всё стало по-другому. Теперь, когда я смотрю кино или спектакль, где актриса играет маму, то сразу считываю, есть ли у неё свои дети или нет.
