Дождь падает вверх
Первая реакция на новость о предстоящей премьере «Ромео и Джульетты»: ну сколько можно! Первое ощущение после состоявшейся премьеры: такого еще не было. Не было благодаря переводу поэзии Шекспира-Пастернака на еще более поэтический язык музыки и вокала, колоссальной энергетике актеров, художественному обобщению, когда в капле воды видишь море, а в нитях дождя – послание далеких звезд. Поэтому «дождь падает вверх», но это видят только двое. Он и она.
Дождь падает вверх, ему не смыть бесконечные граффити с бетонных стен, образующих замкнутое пространство, из которого нет выхода. Но разноцветные почеркушки – не главный способ самовыражения лютых парней, зараженных вирусом агрессии. Подростки в черных худи с капюшонами, едва появившись из подворотен, тут же бросаются друг на друга – «это Верона, здесь, кроме силы, нет закона». Но это и любой другой город, страна, континент, это микромодель мира, охваченного враждой, которую ничем не погасить, ибо война полыхает не снаружи, а внутри человека.
Мигом забываешь про то, что сюжет абсолютно надуман с точки зрения современной молодежи. Как так – у них нет гаджетов? Как так – нет возможности вовремя сообщить, предупредить, убедить? Забываешь потому, что ритмы рэп-баттлов, зонгов баллад, романсов и удивительных лирических откровений, которым нет названия, задают способ восприятия и степень чувствования всего происходящего на сцене. Музыкальный бэнд, образованный из актеров труппы, то окунает зал в светлую печаль, то пронзает душу безотчетной тревогой, то заводит до состояния восторга и упоения. Пианистка Екатерина Макарова исполняет не только музыку, но и огненный танец необузданной молодости, которая рвется из всех одежд, рамок, препятствий, сметая на своем пути шаткие конструкции из запретов и приличий.
Условное время и условное пространство спектакля сливаются в космический вихрь судьбы, предопределяющей гибель, если ты восстал против системы. Серые шары планет тяжело раскатились по углам сцены и застыли там, а над Ромео и Джульеттой не властно земное притяжение. Они существуют в другом измерении, где главное – это Любовь, что движет солнце и светила.
Или, как сочинили поэт и либреттист Наталия Макуни и композитор Евгения Терехина, «Наши зимы стали веснами, Мы забыли для чего мы на эту землю посланы». Так поет Джульетта, у которой вопросы к мирозданию совершенно иные, чем у толпы. И даже чем у ее родителей – заурядных винтиков социума.
Насилие начинается в семье, где собственного ребенка используют в борьбе за выживание, в погоне за выгодой, в целях достичь хоть какой-то договоренности с этим миром. Юной Джульетте отказывают в праве выбора, ненавидят ее решимость, уничтожают личную свободу. Ужасна в своей неприглаженной правде и прекрасна в эстетическом воплощении сцена абьюза, когда мать и отец в жестком исполнении Дарьи Емельяновой и Андрея Черных достигают апогея жестокости – для них нет иных вариантов, кроме как выгнать дочь замуж за Париса. Взвинченная леди Капулетти в облегающем платье цвета агрессии избивает словами; неумолимый Капулетти хладнокровно снимает кольца и отдает жене, чтобы не оставить разоблачающих следов на нежной шейке своего ребенка. Но Джульетту не сломить и не сломать.
Бесстрашие Джульетты – качество высшего порядка, недоступное жертве. Жертва, охваченная ужасом, смиряется и попадает в рабство. Сильная личность идет на сопротивление вопреки инстинкту самосохранения. Затем она и послана на эту планету, чтобы вернуть ей утраченное. Ромео, выкрикивавший «любовь еще страшнее, чем вражда», рядом с ней становится собой. Анастасия Плешкань и Вадим Гусельников не показывают любовь, не играют ее – они ее поют, они ее танцуют, они ее вдыхают. Они ткут любовь из воздуха, дождя и света далеких звезд. Они озаряют ею другого, если он еще не расчеловечился, вопреки повальному самоуничтожению.
Вы меня спасли, говорит священник Лоренцо Егора Овечкина, не добившись прямой связи от Всевышнего и обливший себя бензином из канистры. Еще мгновение – и вспыхнул бы этот очаг отчаяния, боли и гнева. Бешеный, бескомпромиссный, способный на самопожертвование, он вдруг получил косвенное доказательство существования высших сил – он уверился в явлении любви, которой не бывает. И так яростно кинулся помогать, что смысл жизни стал понятен и неотрицаем – несмотря на обреченность усилий и воздаяний.
Так может ли любовь изменить мир? Ответ невозможен, ведь самоубийством героев история закончилась. Может ли любовь изменить мир? Ответ очевиден, ведь любовь изменила мир одного человека по имени Лоренцо. Ответ неизбежен, ибо любовь сделала Джульетту и Ромео неуязвимыми. Пластический рисунок их полета завораживает и вводит в транс. Он падает, она его поднимает, она падает, он ее поднимает. Приподнимает. Окрыляет. Спасает. И руки у них подобны крыльям. И улетают они вместе, слившись, сплетясь, став единым организмом. Им больше нечего делать среди нас.
Трагедия Шекспира в воплощении «Красного факела» получилась нежной и светлой, а финальный аккорд, вылившийся в гимн торжества жизни, сподвиг зал на овации, свист и визг. «Бей, барабан, бей!» – звучит в ушах, в сердце, в селезенке, и это не про войну, это про силу, направленную на созидание.
Дождь падает вверх, ему не смыть бесконечные граффити с бетонных стен, образующих замкнутое пространство, из которого нет выхода. Но разноцветные почеркушки – не главный способ самовыражения лютых парней, зараженных вирусом агрессии. Подростки в черных худи с капюшонами, едва появившись из подворотен, тут же бросаются друг на друга – «это Верона, здесь, кроме силы, нет закона». Но это и любой другой город, страна, континент, это микромодель мира, охваченного враждой, которую ничем не погасить, ибо война полыхает не снаружи, а внутри человека.
Мигом забываешь про то, что сюжет абсолютно надуман с точки зрения современной молодежи. Как так – у них нет гаджетов? Как так – нет возможности вовремя сообщить, предупредить, убедить? Забываешь потому, что ритмы рэп-баттлов, зонгов баллад, романсов и удивительных лирических откровений, которым нет названия, задают способ восприятия и степень чувствования всего происходящего на сцене. Музыкальный бэнд, образованный из актеров труппы, то окунает зал в светлую печаль, то пронзает душу безотчетной тревогой, то заводит до состояния восторга и упоения. Пианистка Екатерина Макарова исполняет не только музыку, но и огненный танец необузданной молодости, которая рвется из всех одежд, рамок, препятствий, сметая на своем пути шаткие конструкции из запретов и приличий.
Условное время и условное пространство спектакля сливаются в космический вихрь судьбы, предопределяющей гибель, если ты восстал против системы. Серые шары планет тяжело раскатились по углам сцены и застыли там, а над Ромео и Джульеттой не властно земное притяжение. Они существуют в другом измерении, где главное – это Любовь, что движет солнце и светила.
Или, как сочинили поэт и либреттист Наталия Макуни и композитор Евгения Терехина, «Наши зимы стали веснами, Мы забыли для чего мы на эту землю посланы». Так поет Джульетта, у которой вопросы к мирозданию совершенно иные, чем у толпы. И даже чем у ее родителей – заурядных винтиков социума.
Насилие начинается в семье, где собственного ребенка используют в борьбе за выживание, в погоне за выгодой, в целях достичь хоть какой-то договоренности с этим миром. Юной Джульетте отказывают в праве выбора, ненавидят ее решимость, уничтожают личную свободу. Ужасна в своей неприглаженной правде и прекрасна в эстетическом воплощении сцена абьюза, когда мать и отец в жестком исполнении Дарьи Емельяновой и Андрея Черных достигают апогея жестокости – для них нет иных вариантов, кроме как выгнать дочь замуж за Париса. Взвинченная леди Капулетти в облегающем платье цвета агрессии избивает словами; неумолимый Капулетти хладнокровно снимает кольца и отдает жене, чтобы не оставить разоблачающих следов на нежной шейке своего ребенка. Но Джульетту не сломить и не сломать.
Бесстрашие Джульетты – качество высшего порядка, недоступное жертве. Жертва, охваченная ужасом, смиряется и попадает в рабство. Сильная личность идет на сопротивление вопреки инстинкту самосохранения. Затем она и послана на эту планету, чтобы вернуть ей утраченное. Ромео, выкрикивавший «любовь еще страшнее, чем вражда», рядом с ней становится собой. Анастасия Плешкань и Вадим Гусельников не показывают любовь, не играют ее – они ее поют, они ее танцуют, они ее вдыхают. Они ткут любовь из воздуха, дождя и света далеких звезд. Они озаряют ею другого, если он еще не расчеловечился, вопреки повальному самоуничтожению.
Вы меня спасли, говорит священник Лоренцо Егора Овечкина, не добившись прямой связи от Всевышнего и обливший себя бензином из канистры. Еще мгновение – и вспыхнул бы этот очаг отчаяния, боли и гнева. Бешеный, бескомпромиссный, способный на самопожертвование, он вдруг получил косвенное доказательство существования высших сил – он уверился в явлении любви, которой не бывает. И так яростно кинулся помогать, что смысл жизни стал понятен и неотрицаем – несмотря на обреченность усилий и воздаяний.
Так может ли любовь изменить мир? Ответ невозможен, ведь самоубийством героев история закончилась. Может ли любовь изменить мир? Ответ очевиден, ведь любовь изменила мир одного человека по имени Лоренцо. Ответ неизбежен, ибо любовь сделала Джульетту и Ромео неуязвимыми. Пластический рисунок их полета завораживает и вводит в транс. Он падает, она его поднимает, она падает, он ее поднимает. Приподнимает. Окрыляет. Спасает. И руки у них подобны крыльям. И улетают они вместе, слившись, сплетясь, став единым организмом. Им больше нечего делать среди нас.
Трагедия Шекспира в воплощении «Красного факела» получилась нежной и светлой, а финальный аккорд, вылившийся в гимн торжества жизни, сподвиг зал на овации, свист и визг. «Бей, барабан, бей!» – звучит в ушах, в сердце, в селезенке, и это не про войну, это про силу, направленную на созидание.
