Это спектакль-событие, спектакль-исключение, спектакль-вызов. Чеховские "Три сестры", поставленные без слов, безмолвная игра, которая идет четыре с половиной часа на русском жестовом языке. Четырнадцать актеров и актрис новосибирского драматического театра "Красный факел" репетировали около двух лет для этой необыкновенной постановки молодого русского режиссера Тимофея Кулябина. Премьера в России состоялась осенью 2015 года, с тех пор спектакль объездил множество стран. Теперь ее показали в Цюрихе, в театре Шиффбау, в зале которого на стене есть цитата Джона Кейджа, хорошо подходящая к этому вечеру: "Сколько бы мы ни пытались добиться тишины, это никогда не удастся в полной мере".

 

Вместо слов чеховские герои здесь повествуют жестами, языком тела и взглядами -- о своих судьбах, судьбах человеческих душ, затерянных в русской провинции. Три сестры и их незадачливый брат прикованы к своему провинциальному дому и тоскуют о Москве. Бригада военных расквартирована в городе, гости собираются, пьют чай, разговаривают о новой жизни, влюбляются, потом военных переведут на другое место службы и все останется по-старому. В "Трех сестрах" немного событий, но тем не менее, речь идет о всей совокупности бытия, об отчаянии от того, что время утекает, а мы не способны изменить свою жизнь.

 

Для того, чтобы поставить эту историю потерянной мечты и надежды, необходимы дух и душа -- и ощущение того, что такое пропасть жизни. Пьесу часто ставят как психологическую камерную историю, но это ошибка. В "Трех сестрах" дело не в драматургии и не в отточенных диалогах, а в печальном ощущении безысходности, кажущемся бесконечным. Много слов здесь и не нужно, в принципе достаточно одного тоскливого призыва: "В Москву". Но даже и его не обязательно слышать, чтобы проникнуться чеховским ощущением жизни -- по крайней мере, Тимофей Кулябин доказывает это своим спектаклем.

 

В то время, как другие режиссеры его поколения пренебрегают детальной работой с жестами и мимикой, Кулябин сознательно делает ее центром постановки. Настроение создают тела и выражение лиц актеров, ни один взгляд здесь не случаен, любой жест имеет смысл. Когда Ирина советует меланхоличному доктору Чебутыкину "изменить свою жизнь", то она делает это просто движением пальцев. Когда в доме Прозоровых гости приветствуют хозяев, их руки трепещут, будто подражая взбудораженной птице. А для судьбоносного слова "Москва" достаточно одного резкого движения ладони. Все протагонисты на сцене, оформленной художником Олегом Головко как своего рода киносет, живут в мире, неведомом для нас, слышащих. Для них не существует ни звона тарелок, ни шума ветра, ни тиканья часов. Они замечают только то, что доступно их взгляду. Поэтому все чеховские персонажи здесь постоянно борются за взгляды друг друга, как будто бы взгляд -- самое драгоценное их средство существования. На наших сценах подобное почти невозможно увидеть: сосредоточенный взгляд, напряженное внимание к лицу партнера, непосредственная реакция на жест -- все это здесь определяет и создает напряжение. И от того, что мы в театре совсем отвыкли от такого тесного человеческого взаимодействия, оно с первого мгновения приковывает внимание так, как этого уже давно не случалось.

 

Большую часть действия Кулябин строит параллельно, оно идет везде: пока на авансцене ссорятся, где-то чуть дальше играют в карты, в стороне печальная прислуга Анфиса хлопочет по хозяйству. Время от времени все собираются в гостиной, образуют большое застолье и Кулыгин, нелюбимый Машин муж, энергично жестикулируя, преподносит всем очередной тост. Иногда случаются совсем сказочные моменты, например, когда неловко влюбленный в Ирину Федотик запускает юлу, и все герои мечтательно укладываются головами на стол, чтобы ощутить вибрацию.

 

Роли трех сестер распределены превосходно. Одинокая и строгая Ольга Ирины Кривонос, Маша Дарьи Емельяновой, в сверкающих глазах которой еще не угасла надежда, Ирина Линды Ахметзяновой -- ищущий удовольствий ребенок -- изо всех сил старается защитить себя от уныния старших сестер. В начале Ирина еще беззаботно приплясывает и смеется, в то время, как Маша уже застыла в неподвижности и ожидает своего избавления. Но скоро и Ирину охватит дикая жажда побега, сжимая кулачки она будет требовать "счастливой жизни". На короткое время кажется, что спасение придет от мужчин. Маша влюбляется в обаятельного и статного подполковника Вершинина (Павел Поляков), а Ирина соглашается выйти замуж за смятенного барона Тузенбаха (Антон Войналович), только ради того, чтобы наконец покинуть этот дом. Но бригаду переводят в другой город, а барона убивают на дуэли.

 

Последний час этого вечера полностью отдан прощанию, расстающиеся бросаются друг другу в объятия, жестикулируют где-то возле сердца и подбадривают друг друга взглядами. Время идет, издалека звучит военный марш, а потом внезапно станет совсем тихо, когда старый военный врач Чебутыкин подойдет к трем сестрам. Ирина отойдет от всех, и обменяется с вестником смерти взглядом, в котором прочтет ужасную новость. Невыразимый ужас отразится на ее лице, когда она поймет, что смерть барона хоронит и все ее надежды. Сцена сыграна так точно и так пронзительно, что зрителей больше уже ничего не отделяет от этого отчаяния. Ни одно случайное слово, ни один повседневный звук не защищает нас от отождествления с ним. "Мы будем жить и работать" -- Ольга жестами пытается утешить сестер, но у них уже окончательно "потерян ключ" от души. Плача и смеясь, они остаются стоять, пока не погаснет свет. Театральный вечер -- как будто не из этого мира, хотя то тут, то там на сцене еще светятся точками экраны мобильных телефонов. Исторический спектакль нашего времени. И во славу Чехова: когда и где мы еще так плакали о его трех сестрах?

 

(пер. с немецкого -- Ольга Федянина)