Я убежден, что текст пьесы это не партитура симфонии Малера, где перестановка двух-трех нот неминуемое обернется катастрофой. Текст пьесы это руководство к действию, отправная точка большого волшебного путешествия. Особенно сейчас, на рубеже первых двух четвертей XXI столетия. Чтобы не говорили адепты традиционных постановок, увенчанные стереотипами, играть Чехова со звериной серьезностью, с картой Африки на стене, с надрывами в избах и гостиных сейчас невозможно. Но и окунаться с головой в откровенный постмодернизм со всеми этими успевшими поднадоесть приблудами в виде экранов и проекций тоже не хотелось бы.   

Вот с такими мыслями я пришел в театр «Красный факел» на премьеру спектакля самого интересного и самого непредсказуемого российского театрального режиссера Андрея Прикотенко. «Дядей Ваней» Андрей Михайлович завершил свою своеобразную трилогию, рассматривающую путь русского идеализма через весь XIX век.

В своей постановке Андрей Прикотенко, оставшись в русле русского психологического театра, сумел решительно избавиться от ненужной мишуры в виде штампов, которыми спектакли «по Чехову» обросли за более чем сто лет. Думаю, это был самый трудный и болезненный момент в работе, и для режиссера и для актеров. Спектакль получился в высшей степени актерский и, что особенно важно, полифонический, прямо по Михаилу Бахтину: на сцене «Красного факела» сосуществуют множество равноправных голосов и сознаний. В «Дяде Ване» Андрея Прикотенко не существует единственно верной истины, послушно изложенной актерами, а создана многослойная структура, пространство, где зрителю предстоит самому открыть совершенно новые смыслы. Такое не часто можно встретить в театре, обычно нам предлагается одно единственное верное прочтения Чехова Сергеем Дубровиным или Римасом Туминасом, а здесь высокую истину  навязывать нам никто не собирается.

Очень большую роль в спектакле играет музыка Евгении Терехиной, пронзительная, достойная быть выпущенной на лейбле ECM, специализирующемся на записях самой лучшей современной музыки. Актеры на сцене сами музицируют – на скрипке, виолончели, кларнете. И поют. Женщины — сквозь слезы – исполняют «Молодку», да так лихо исполняют, словно они когда-то выступали с ансамблем Дмитрия Покровского. Александр Поляков (доктор Астров) и Карина Овечкина (Елена Андреевна) невероятно чувственно танцуют.

Первое действие тихое, медленное, медитативное. Все происходит негромко, но от этого только «правдивей и страшнее». Второе действие, наоборот, резкое, динамичное и жесткое. Все герои пьесы постоянно на сцене, а Денис Ганин (Профессор Серебряков) все представление молча восседает истуканом на постаменте, словно парковая скульптура. Все его реплики произносят другие герои, герои вообще «обмениваются» репликами.

В спектакле неожиданно на один из первых планов выдвинулся, казалось бы, понятный, жалкий и ничтожный, Илья Ильич (Андрей Яковлев). Он вдруг начинает шпарить гоголевского «Ревизора» и именно он произносит одну из ключевых фраз спектакля (фраза эта, правда, не из «Дяди Вани», но тоже чеховская): — Пока мы здесь пьем чай, рушатся судьбы человеческие. А ведь действительно, все рушится, с грохотом летит в бездну уютный мир русской усадьбы. На смену ему скоро полезут из всех щелей тупые и злобные герои Булгакова и Зощенко. А этот мир подходит к концу. В финале мужчины тоже пытаются петь, но вместо песни у них получается только рычание и стон боли, разочарования от бессмысленно истраченной жизни и бессилия что-то в ней изменить. Все уходят в пустоту, Екатерина Жирова (Соня) произносит свой знаменитый монолог о небе в алмазах в одиночестве и отправляется вслед за всеми. Вот-вот начнется новый, ХХ век, с чудовищными войнами и кровавыми революциями, и чеховским героям, таким милым и таким несчастным, в этом мире места уже не найдется.

В спектакле предсказуемо существует два замечательных трагических дуэта – Олег Майборода (Иван Петрович) — Александр Поляков (доктор Астров) и Карина Овечкина (Елена Андреевна) — Екатерина Жирова (Соня), но неожиданно для зрителя появился и третий, не менее замечательный, трагикомический – Елена Жданова (Мария Васильевна) — Андрей Яковлев (Илья Ильич), именно эти персонажи заменяют профессора Серебрякова в сцене семейного совета, транслируя его речь. Вообще подбор актеров на роли на первый взгляд совершенно неожиданный, но только на первый взгляд. Вживаясь в ткань спектакля, понимаешь, что чеховские герои не просто могли, а должны выглядеть именно так, именно так объясняться друг с другом. Как всегда у Андрея Прикотенко, все до мелочей выверено, все четко выстроено, все на своем месте. Кажется, на сцене все происходит легко и свободно, само собой. Сколько же на самом деле адского труда было вложено в постановку, мы, к счастью, никогда не узнаем.

Нужно обязательно сказать и о художнике-постановщике Ольге Шаишмелашвили – именно она оформляла всю трилогию, подготовила костюмы и декорации. Это колоссальная работа и то, как успешно Ольга Тамазиевна с ней справилась, безусловно выдвигает ее в ряды лучших российских театральных художников.

Как-то один человек, пыхая мне в лицо Честерфилдом, безапелляционно убеждал: — «Дядя Ваня» самая скучная и нудная пьеса твоего Чехова. Никогда с этим не соглашусь. «Дядя Ваня» одна из самых глубоких пьес мировой драматургии, она не сходит с театральных подмостков самых разных стран, значит, повсюду ее понимают, не считая нудной и скучной. А в наши дни можно смело сказать, что это одна из самых нужных нам пьес. И я очень рад, что «Красный факел» обратился к ней именно сейчас, что Андрей Прикотенко поставил замечательный спектакль. Советую всем, даже далеким от театра людям побывать в «Красном факеле», окунуться в завораживающее действо, насладиться блистательной игрой замечательных актеров и, может быть, даже получить ответы на какие-то свои, важные и наболевшие вопросы. Или попробовать ответить на мучительный вопрос, не дававший покоя доктору Астрову. Напомним, Михаил Львович мучительно размышлял какими будут люди, которые будут жить через сто лет после него и главное – будут ли они счастливы? А ведь это мы с вами те самые люди, живущие через сто лет после доктора Астрова…