Юбилейный театральный сезон «Красный факел» открыл лермонтовским «Маскарадом». Режиссер Тимофей Кулябин слишком акцентировал разницу в возрасте Нины и Арбенина (актриса Евгения Туркова — студентка третьего курса, а Игорю Белозерову как раз сегодня, 1 октября, исполняется 60 лет), чтобы зритель не обращал на это внимания. Поэтому «Маскарад» мы смотрели как спектакль об отношениях мужчины и женщины. С мужской и женской точек зрения — чтобы все по-честному.

Мужской взгляд: Кирилл Логинов

Через день после премьеры «Маскарада» один студент театрального института признался мне, что не понимает, о чем этот спектакль, и что хотел сказать Кулябин. Обсуждать замысел режиссера с его же актером — дело неблагодарное, я и не стал, но этот спектакль, конечно, о любви. И о способах этой самой любви выражения.

«Что жизнь? Давно известная шарада для упражнения детей!» — патетически восклицает Арбенин, пока жена корчится рядышком в предсмертных муках. (На диво естественно «умирает» молодая актриса Туркова, без капли фальши, которую так боишься увидеть в сценах смерти.) Как «шараду» определяет жанр своего «Маскарада» и режиссер, вновь решивший поупражняться в классике. Текст Кулябин чувствует, в этом ему не откажешь. И преподнести его тоже умеет, где обоснованно оборвав, а где добавив строчки из других редакций. Но при этом уже в его «Пиковой даме» и «Макбете» возникало почему-то то же самое ощущение избыточности, с которым остаешься после «Маскарада».

Перейдя к терминам лингвистики, скажем так: план выражения в этом спектакле преобладает над планом содержания. Все слишком много танцуют, бегают, кричат, суетятся, вышагивают по сцене. Слишком всего чересчур. Не нужно. Теряется не столько текст, сколько присутствие в нем смысла. Скорее всего, об этом же хотел сказать и тот студент, которому было, кстати, неловко из-за того, что ему было непонятно.

Еще бы не неловко. Но любовь ведь, как пресловутое служенье муз, не терпит суеты. Мнительность, чрезмерность, многословность отвлекают нас от главного и настоящего, если сразу не убивают чувства к чертовой матери. Вот, бывает, хочешь что-то Ей сказать, а не знаешь, что говорить, или сказать нечего, но молчать-то тоже нельзя. И начинается словесная эквилибристика, и поведение становится неестественным, и боишься, что Она подумает о тебе неправильно или, что для тебя сейчас одно и то же, нехорошо. И этого же не пережить, и не потому, что это позор, а потому что это Она.

А главная сцена «Маскарада» — тиха и безупречна, ничего лишнего. Незадолго до отравления Нина танцует вальс, а Арбенин смотрит на нее и решается добавить в ее мороженое яд. После этого она окажется в гробу, а к нему придет его «добрый гений», единственный приличный человек во всем этом «маскераде». И скажет актер Куропаткин голосом поэта Воденникова: — «Ты убил свою жену». И поинтересуется персонаж Арбенин голосом народного артиста Белозерова: — «У вас еще в запасе шуток много?». Но шуток и суеты уже не будет, как бы ни старались другие персонажи выставить погребение на посмешище. Любовь не обманешь, искусство — тоже. Все равно найдется в спектакле лазейка для Настоящего, и хорошо, если она была запрятана режиссером. И хорошо бы еще не в третьем акте, а хотя бы во втором.

Женский взгляд: Маргарита Чалова

Все вроде бы понятно в классическом «Маскараде»: Арбенин — демонический герой, Нина — воплощенная невинность, баронесса Штраль — развратная трусиха, а князь Звездич — ветреный повеса. Но постановка «Красного факела» вносит новые нюансы в восприятие давно известного сюжета.

Первое, что приходит в голову: бабы — дуры. Штраль — из таких. Зрители — народ высокоморальный, поэтому — осуждают. Отдалась в маске Звездичу, подставила Нину, стыдится чрезвычайно, а признаться не решается. Ловишь себя на попытках оправдать: мол, ну с кем не бывает. Режиссер, видимо, того же мнения, иначе бы скабрезная сцена на приеме, где в подробностях рассказывают о бегстве Штраль в деревню, не заняла бы добрых десяти минут. Светская тусовка выглядит здесь мерзкой и картонной, а баронесса хотя бы искренне убивалась.

Зато к Нине, в общем-то, никаких претензий нет ни у кого, кроме как у супруга. И только думаешь вслед за Арбениным, что лучше бы ей умереть в свои, допустим, девятнадцать лет, чтобы прекрасным видом не раздражать ни демонического мужа, ни беспутных ловеласов. Евгения Туркова очень убедительно, особенно в сцене смерти Нины, сыграла роль фона, оттеняющего злодейство. А «злодеев» в драме два — Звездич и Арбенин.

Хотя князя, конечно, пусть и ведет он себя отвратительно, язык не повернется назвать злодеем. Просто самоуверенные мальчишки, как это часто бывает, пользуются успехом в обществе, от них млеют юные девицы и взрослые женщины, а на уме у них только секс, коньяк и маскарад — ситуация-то вневременная, только развлечения меняются. Как из таких глупеньких офицеров вырастают демонические арбенины?

Новосибирский Арбенин, впрочем, получается вовсе не лермонтовским. Спектакль хорош тем, что романтический штамп «герой нашего времени» превращается в нем в живого человека. Арбенин предстает не демоном и не персонажем бесконечной глубины духа, а просто привыкшим к развязному существованию старцем. Потому что вторая мысль, которая по итогам просмотра приходит в голову: все мужики — сволочи. Не обязательно быть демонической личностью, чтобы обвинять, чуть что, жену в измене и выговаривать ей по малейшему поводу. Все так делают: сначала накручивают себя по пустякам, отравляя жизнь себе и близким, а потом извиняются. Или не извиняются, тут уж как карта ляжет. Не все, правда, после семейной ссоры травят жену ядом, но это уже частности. Арбенин теряет любовь и надежду, а друзья его, сомнительного толку, вряд ли бросят — скорее, обдерут до нитки за карточным столом.

Неслучайно в финале Арбенин застывает у гроба Нины, а не впадает в безумие. Режиссер избегает пафосного финала, все намного проще. Его «Маскарад» — всего лишь о том, что к концу жизни у ревнивого мужика не остается совершенно ничего, в том числе и мозгов.