Всегда интересно узнать, что думают иностранцы о России, понимают ли они в должной степени русскую душу после перевода, и уж тем более любопытно прочитать переложение русского классика для сценического воплощения. Пьесы Брайана Фрила — своего рода сокращенный вариант русских романов, рассказов.
При создании собственных инсценировок (по сути -— авторских пьес) на основе произведений других писателей среди русских первоисточников Фрил особое предпочтение отдавал Чехову и Тургеневу. Можно, конечно, придумать красивый домысел по поводу данного выбора: мол, что именно этим авторам в особенности удалось передать дух времени перемен в связи с переходом от царской России к советской и, как следствие, — трагические метания русской интеллигенции, которые, собственно, и таят для иностранцев столько непонимания и загадочности... Чужая душа, как говорится, потемки, однако ж у литературоведов есть возможность спросить об этом у автора напрямую, ибо Брайен Фрил здравствует, ему 84 года, и награды до сих пор находят своего хозяина в лице ирландского писателя и драматурга: последнюю значительную он получил в 2010 году.

«Отцы и дети» другими глазами
Брайан Фрил не переводил и не компилировал слепо. Скажем, пьеса-триптих «После занавеса» и вовсе сиквел, т.е. продолжение пьес Чехова, домысливание событий, где в советской Москве встречаются постаревшие Соня из «Дяди Вани» и Прозоров из «Трех сестер».
А вот «Отцы и сыновья» — просто настоящее откровение. Автору удалось четко (особенно в ремарках) выразить те нюансы, о которых лишь намекал Тургенев в своем романе «Отцы и дети», поддаваясь ли чувству стыда, требованиям общественной морали или цензуре, существовавшим в XIX веке (ведь любая пьеса предназначена для ее воплощения на сцене, и по закону жанра зрителю должно быть ВИДНО в буквальном смысле все). Но самое главное — Фрил передал собственное ощущение истинного характера героев, совершенно точно дав понять читателю, кого он уважает, над кем смеется, кому сочувствует, к кому относится с иронией, а кого даже презирает. И, слава богу, уже никакая идеология не сможет навязать читателю и зрителю ту или иную трактовку образов и происходящих событий.
Правда, следует сделать оговорку, что перекладывая Тургенева на язык пьес, Фрил сам поддавался русскому переводу. И можно опять только догадываться: то ли Фрил изначально в английском переводе «неверно» понял Тургенева, то ли английский язык не в состоянии выразить особую атмосферу России XIX века, то ли уже наш соотечественник Михаил Стронин, переводя Фрила на русский язык, намеренно осовременил тургеневский мир и эпоху языковыми реалиями. Как бы там ни было — главное, что получилось в итоге. А получилось следующее.
Уже в списке действующих лиц сразу обращает на себя внимание уничижительная ремарка в отношении милой, скромной и заметно любимой Тургеневым Фенечки: «любовница Николая», что дает намек о дальнейшем назывании вещей своими именами.
Весьма персонифицирована девушка-прислуга Дуняша. У краснофакельцев в сценическом воплощении даже больше чем нужно: после просмотра спектакля лично мне только и запомнился ее образ, колоритно воплощенный Еленой Дриневской. Пышущая греховными мыслями (заодно и формами) Дуняша в постановке Баргмана — некая наживка на зрителя, средство от заведомой скуки, к которой обычно располагает классика, ведь современный массовый зритель так жаден до темы низменных отношений.
Но вернемся все-таки к литературным источникам.
Главная фигура произведения — Евгений Базаров — у Фрила, с одной стороны, довольно облагорожена и даже возвышена: в пьесе Базаров ведет вполне полноценные разговоры с родителями, в отличие от Базарова тургеневского, у которого на «нежности» не было ни времени, ни желания. Грубый нигилист Базаров подчас даже неестественно вежлив, в других же местах — напротив, до крайности пошл. Чего только стоит его наставление Аркадию по части обращения с женским полом: «Покувыркались... получили удовольствие... и до свидания».
Кстати, в уста Аркадия Кирсанова автор вложил часть базаровских реплик — даже более -— откровенно революционные для той поры воззрения, тем самым придав образу базаровского «ученика» больше брутальности. И — практичности: в пьесе, как ни парадоксально, именно бескорыстный у Тургенева Кирсанов оживляется, узнав о деньгах Одинцовой. При этом Аркадий даже после смерти Базарова сохраняет память о дружбе с ним и готов, по его словам, посвятить жизнь продолжению его дела — революции. Как помнится, у Тургенева к концу произведения отношения приятелей охлаждаются. То есть можно сделать предположение, что Фрил тем самым хотел придать фигуре Базарова большую значимость, если даже не трагичность, в отличие от русского классика, который гибелью нигилиста Базарова только показал свое неверие в силу разночинцев и некий страх перед будущим.
Меняются кое-где и братья Кирсановы, в результате чего образ неуверенного в себе Николая Петровича, дополненный у Фрила некоторой несдержанностью, выглядит несколько двойственно, впрочем, как и самый спорный у Тургенева персонаж — Павел Петрович. Если в начале пьесы основной базаровский оппонент — эдакий «плоский» аристократишка, который уже с момента своего появления на сцене домогается (хоть пока и словесно) Фенечки, то к концу произведения он декламирует, поет и даже собирается самолично на сенокос. Вместе с Павлом Петровичем меняется и отношение к нему прислуги: если сначала нелицеприятные реплики служанки Дуняши в адрес Павла, по сути, выражают авторское отношение к этому персонажу — уже не слегка сочувственное, как у Тургенева, а откровенно презрительное, то потом автор включает легкую иронию по отношению к этому персонажу.
Не восхищается Фрил и Одинцовой: «Обезвоженная какая-то. Ноль эмоций».
Больше самодостаточности получают в пьесе мать и отец Базарова, а также Фенечка. В ремарках между строк

Сразу обращает на себя внимание грамотность Брайана Фрила как драматурга: как и полагается по устоявшемуся негласному драматургическому закону, пьеса «Отцы и сыновья» начинается с разговора прислуги.
Видно, что Фрил внимательно читал Тургенева, ибо еле уловимые детали, описанные классиком в романе, сделал воплощаемыми на сцене. Более того, добавил характерное для студенческой молодежи тех лет возможное развитие событий (даже с употреблением запретного для Тургенева слова «революционеры»), упоминание которых цензура.
Известное противоречие фигуры Базарова драматург дополнил еще кажущимся несоответствием авторских ремарок характеристики Базарову: представленный в начале пьесы как «впечатлительный», потом Евгений то «с безразличием пожимает плечами», то «смотрит отсутствующим взглядом». (Я не зря сказала «кажущимся», ибо впечатлительность присуща не одним холерикам).
Если говорить о впечатлении иного рода — впечатлении от произведения «Отцы и сыновья» в целом, то людям постарше, в коих еще сильны такие понятия, как «честь» и «принсипы», пьеса и спектакль покажутся вредными и пошлыми. Но что невозможно отрицать у Фрила — так это прозорливость и понимание психологии людей. «Переведя» язык Тургенева на язык собственный и почти современный (пьеса написана в 1987 году), Брайан Фрил дал четкую характеристику всем персонажам, над которыми уже не первый век бьются в спорах на уроках литературы (ну разве что образ Аркадия вызывает у автора сей статьи некоторое недоумение).
Есть, правда, у драматурга и чисто «технические» промахи. Так, понятие «сводный» (в данном случае — брат Митенька — Аркадию) таковым не является, поскольку под сводными родственниками понимаются дети родителей, вступивших в повторный брак, т.е. сами дети при этом в биологическом родстве не состоят. Этим термином часто грешат и в СМИ, и в искусстве, понимая его неверно.
По ходу пьесы то и дело встречаются слова, а то и целые речевые обороты, не вписывающиеся в эпоху Тургенева или просто откровенно слабо (а то одновременно и грубо) написанные и тем самым режущие глаз и слух. Так, нелепо звучит фраза, брошенная Аркадием относительно Базарова своему отцу: «Давайте-ка я расскажу вам об этом типе», сразу невольно низводящая фигуру нигилиста Базарова и пахнущая банальным переводом. Понятно, что автор хотел стать тем самым ближе современному читателю, но тогда стоило бы изменить и время, и проблематику.
Сомнительно употребленные Фрилом слова в самом деле использовались в XIX веке (хоть и крайне редко) — такие, как «допотопный», «блондинка», «уроды», но в том контексте, в каком их употребляет автор, они словно взяты им из современной действительности. Термин же «живая музыка» и вовсе является анахронизмом, впрочем, равно как и выражение «есть ли у него девушка?».
С учетом того, что пьесу Фрила переводил человек, названный самим Львом Додиным воплощением русской культуры и понятия «русский интеллигент», — Михаил Федорович Стронин — хочется верить, что не слишком приятное в словесном отношении впечатление от пьесы Брайана Фрила — все-таки «заслуга» ирландского драматурга. С другой стороны — не исключено, что как истинный сын уже нового времени (а пьеса Фрила получила жизнь в русском изложении уже в 2000-х) и бывший служитель театра Михаил Федорович Стронин перевел с «прицелом» на современную молодежь и с учетом сложности восприятия языка классиков сегодня, да еще и со сцены.
Что же до фактических отличий пьесы от романа Тургенева (как перенос места встречи Базарова с Одинцовой с губернаторского бала в дом Кирсановых), то особого значения они не имеют, ибо оправданы необходимостью в краткости сценического воплощения и столь же ограниченным сценическим пространством. Или являются логичным следствием этого переноса — отчего, например, появляется новая линия Николай Кирсанов — Одинцова, завязанная на деловых отношениях по части имений.
Пьесы Фрила играют во всем мире, причем в самых разных театрах: от маленьких авторских студий до Бродвея. В 1972 году Брайан Фрил был избран в ирландскую Академию изящных искусств, а в 1983 году стал почетным докто-ром Национального университета Ирландии. Его пьеса «Танцы в Лунасе» («Танцы на празднике Луга») получила в Лондоне премию Лоренса Оливье, а затем и престижную американскую премию «Тони» как «лучшая иностранная пьеса» в сезоне 1992 года. В 1999 году по этой пьесе был снят фильм со звездным актерским составом во главе с Мэрил Стрип.
О себе Брайен Фрил сказал однажды одной фразой: «Женат, пятеро детей, живу за городом, курю как паровоз, иногда рыбачу, много читаю, волнуюсь по каждому поводу, ввязываюсь в какие-то благие начинания, о чем потом жалею, а еще надеюсь, что за отпущенное мне время я смогу обрести некую религию, философию, ощущение жизни, что поможет мне встретить свой конец без того страха, который я испытываю в данную минуту».