Все-таки побывала в «Красном факеле» на премьерном спектакле «История города Глупова» по Салтыкову-Щедрину. Если честно, шла любопытства ради — на минувшей премьере, до которой я так и не доехала, застряв в пробке, после спектакля зрителям выдавали бюллетени для голосования — чтобы выбрать наиболее достойного градоначальника, если после увиденного маразма рука, конечно, поднимется. Этакий актуальный перформанс, продолжавшийся уже за дверьми зала — крайне актуальный и едкий выпад в адрес как раз только-только состоявшихся выборов, которые, как мы все прекрасно знаем, тоже представляют собой не более, чем политический перформанс.

Увы, но после спектакля, на который попала я, выборов не было, но давно меня так не радовал местный театр. Если бы петербургского режиссера Митю Егорова порой не заносило в пошловатую епархию Романа Виктюка и если бы отлично созданная атмосфера всеобщего фарса местами бы не превращалась в площадную буффонаду на потребу жаждущей циркового зрелища публике, то спектакль можно было бы назвать отличным. Кажется, Салтыков-Щедрин, в своей «Истории одного города» воплотивший квинтэссенцию гротеска и фарсового маразма русской жизни, остался бы доволен и даже никого бы «сукиными детьми» не обозвал, как обычно любил выражаться в адрес театралов. Несмотря на гигантские купюры и тот факт, что у «краснофакельцов» получилась «безмолвная комедь», — актеры практически не произносят ни слова, а авторский текст читает детский голос «за кадром», и даже невзирая на вольные трактовки некоторых образов, к тексту Салтыкова-Щедрина отнеслись, в общем-то, трепетно. Пусть кто-то, лицезревший гей-парад во втором действии, удивится этому утверждению, но актерам и создателям спектакля удалось сделать очень важную вещь — сохранить и обострить атмосферу тотального маразма, заключенную в авторском тексте, кстати, очень вязком и неподъемном для постановок на подмостках.

Даже не знаю, с чем сравнить «Историю города Глупова» — пожалуй, с хорошим кино в жанре абсурда. Смотрела спектакль со второго ряда — блестящая игра, отличная пантомима, не отдающая кривлянием, а в самом деле талантливая комедийная игра на грани фола. Чего стоят одни помощники градоначальника (Владимир Лемешонок, Константин Колесник, Денис Франк) и секретарша (Ирина Кривонос) и то, с каким лицом Франк раскуривает очередную папироску в ожидании прибытия нового градоначальника.

Из градоначальников на сцену выпустили только шесть, самых колоритных, которые один за другим превращали и без того слабый на голову народ в кого-то вроде обитателей шалого дома. Даже параллели с нынешними политическими реалиями, которые вообще-то обычно оказываются лишними и только портят классический текст, здесь весьма уместны и как будто даже органичны. Вот Брудастого (Александр Дроздов), одетого в какой-то петрушкин мундир, доставляют в Глупов в ящике, из которого торчит лишь его «органчик», фальшивая голова в шлеме, которая умеет лишь рявкать «Не потерплю!» и «Уволю!», потом эта голова окажется на столе вместо пресс-папье — отдельно от тела градоначальника. Вообще, всех градоначальников привозят и увозят на повозке по рельсам — прозрачный намек на систему назначения губернаторов президентом. Добросердечный Фердыщенко (в отличном исполнении Сергея Новикова, которого кинозритель недавно видел в фильме «Сибирь. Монамур») в чем-то наподобие рясы, с крестом и в котелке, целующий местного «ваньку» в живот — еще один узнаваемый политический мем. Не говоря уже о Микаладзе (Павел Поляков), «потомке сладострастной княгини Тамары», который в горестном ожидании очередной оргии жует своей галстук. С Микаладзе, конечно, вышел перебор — после Бородавкина, который, словно сдуревший наполеончик, вымуштровал весь город военными походами, режиссер решил устроить на сцене промискуитет, заставив похотливого черкашенина оприходовать не только всех жительниц Глупова, но и жителей мужского пола, включая седовласого дворника. Окончательно город превратился в Содом, когда на смену Микаладзе пришел Грустилов, по Салтыкову-Щедрину, натура бездарная и сентиментальная, но, насколько мне не изменяет память, никак не развратная. Но именно Грустилову режиссер поручил устроить из города гей-клуб, где под надрывающуюся Надежду Кадышеву дед ходит в обнимку с малолеткой в розовом ошейнике, силач манерно извивается в новом амплуа сутенера в блестящем костюме зайца, богатырь напялил желтые колготы, а дети отчаянно бухают в перекосившейся набок боярской шапке.

Любая власть порочна — это мы и так понимаем. Особенно в России. Но вот на сцену в финале выходит Угрюм-Бурчеев в исполнении харизматичного Константина Телегина. Мундир, сапоги, ужимки диктатора, лишь одна фраза «Зачем?» — и финальное разрушение города. Еще недавно этот народ пил водку, ставя стаканы на икону, справлял нужду в ящик Брудастого и жил, словно в публичном доме — а теперь снова переоделся в суконные робы и присмирел. Пришел диктатор. Это очень современный спектакль про нас, про Россию, про народ, который в революционные годы разрушал храмы, а в 90-е собирал деньги на их восстановление. Мы заслужили ту власть, которую имеем. Но у меня остался один вопрос к режиссеру. Неужели он правда хотел сказать, что на русский народ Сталина не хватает? Чтобы все вернулось в свою колею.