В ожидании Чичикова

Руководящая команда в театре «Красный факел» сменилась в начале этого года. Директором была назначена Антонида Гореявчева, а главным режиссёром приглашён Андрей Прикотенко. Оба до этого руководили театром «Старый дом» и вывели его на новый уровень, создав один из самых сильных коллективов за Уралом. Перемены в «сибирском МХАТе», как ещё называют «Красный факел», можно разделить на материальные и творческие. Об этих полюсах и предстоящей премьере спектакля «Мёртвые души» говорим с главным режиссёром Андреем Прикотенко.

— Андрей Михайлович, столько уже было экранизаций и постановок, что можно нового открыть в «Мёртвых душах» сегодня?

— Для меня вопрос сравнения не стоит, потому что есть моё взаимоотношение с этим романом, есть моя давняя история с Гоголем, есть наши встречи с артистами театра «Красный факел», с художником этого спектакля Ольгой Шаишмелашвили, с теми, кто отвечает за музыкальную часть. А дальше уже начинает раскручиваться наше воображение по поводу этого совершенно восхитительного шедевра русской литературы. В своё время я зачитывался биографией Гоголя в изложении Вересаева, прочитал её раза три, читал и другие биографии Николая Васильевича, но, пожалуй, Вересаев остаётся лучшим биографом Гоголя, как, впрочем, и Пушкина.

— Владимир Набоков в «Лекциях по русской литературе», разбирая это произведение Гоголя, отрицает социальный подтекст. Согласны с этим?

— Да, у него свой взгляд на «Мёртвые души», «Ревизора» и вообще Гоголя, на его роль в русской и мировой литературе — для Набокова это несомненная величина. Если литература эфемерна, в ней может быть всё что угодно — как писал Набоков: может возникнуть сын трактирщика, прожить большую жизнь, умереть и остаться тем же самым трактирщиком, — то театр гораздо проще, в нём много буквальных вещей, начиная с артиста, его материальности, продолжая сюжетом, который должен удерживать внимание в течение длительного времени. И вот при всей этой буквальной сущности театра мы попытались сохранить жанр, обозначенный самим автором, «Мёртвые души» — это поэма, где он рассматривает тайны иррационального. Тем более, что Гоголь предлагает нам совершенно удивительные темы: Россия с её огромными пространствами и человек, путешествующий по этим мирам.

— Актуально уже потому, что мы всё больше путешествуем по своей стране?

— Когда в январе как новое руководство театра мы встречались с труппой, мне задали вопрос о том, какой будет наша первая работа, и я предложил поставить «Мёртвые души». Мне как человеку, который живёт в Петербурге, приходится часто летать. И вот эти четыре с половиной часа, если хорошая погода, можно наблюдать в иллюминаторе Уральские горы, маленькие деревни, посёлки и большие города. А если потом из Новосибирска отправиться дальше, в Южно-Сахалинск, например, — это ещё пять часов. И вот на этой огромной территории есть маленькая фигурка человека, его судьба на фоне этого бесконечного пространства. Отталкиваясь от этого, мы стали искать образы персонажей, пространственный образ, задаваться вопросами, что может быть интересно в этом людям сегодня. «Мёртвые души», пожалуй, самое известное в России произведение. Чичиков, Манилов, Собакевич, Плюшкин — стали нарицательными персонажами, своего рода сверхсюжетами.

— Текст вы переписали, как в случае с постановками «Идиота» и «Гамлета» в театре «Старый дом»?

— Это инсценировка, артисты будут говорить языком Гоголя. Занята большая часть труппы, 26 человек. Мы решили не уходить в какие-то радикальные дали и не искать Чичикова сегодня. Мы уходим от бытовой логики в поэтическое иррациональное «Русь, куда несёшься ты…». Здесь есть и своя музыкальность, которая исходит от Селифана, он своего рода проводник, Вергилий, который везёт Чичикова через эти миры. К примеру, Плюшкин, который у автора столь материален, столь же нематериален у нас. И все эти персонажи объединяются ощущением своего особого назначения на этой земле, они все ждут какого-то глобального события, ждут пришествия мессии — в лице Наполеона ли, Антихриста ли. Им в этом ожидании кажется, что жизнь наполнена смыслом, и в связи с этим можно вообще ничего не делать — дороги не асфальтировать, проблемы людей не замечать.

— И появляется Чичиков, инфернальная личность, которая приходит искушать?

— А кто сказал, что он инфернальная личность? Это уже чьи-то впечатления, размышления, догадки. Я не спорю, но в нашем спектакле все инфернальны, кроме Чичикова. Он совершенно бытовое, приземлённое существо, он как раз тем и не вписывается, что слишком утилитарен, бережёт каждую копеечку, с детства зарабатывал, слепил птичку — снегиря, и продал его. Он очень материальный человек, у него совершенно европейское рациональное сознание. И окажись он где-нибудь в Великобритании или другой европейской стране, стал бы неплохим бизнесменом. А здесь все его желания и стремления к благополучной жизни просто разваливаются перед этими пузырями ожидания и веры в приход какого-то мессии.

— Готовясь к спектаклю, театр собирал старые пианино и шубы, и зрители помогали. Зазвучат ли инструменты и как изменится сцена?

— Действительно, нам помогали зрители. В спектакле будут звучать и контрабас, и три пианино, и аккордеон. А что касается сцены, должно возникнуть пространство, чтобы показать бескрайние просторы, поэтому мы увеличиваем сцену, её глубина будет 35 метров. При этом выяснилось, что историческая сцена театра была как раз на уровне 6–8-го рядов, потому что того корпуса, где сейчас большая сцена, изначально не было. Здание построено в 1914 году по проекту Андрея Крячкова как купеческое собрание или коммерческий клуб. И вот сейчас мы как будто восстанавливаем историческую сцену. Лучше слышно, лучше видно, и зритель становится ближе.

— С труппой «Красного факела» вы ставили «Тартюфа» в 2005 году, после номинированного на «Золотую маску», и любимого зрителем «Сильвестра» в 2010-м. Как складываются взаимоотношения сейчас?

— Здесь тоже очень дружный актёрский коллектив, есть свои традиции. Мне нравится, как они здороваются, как встречают, — в этом столько надежды и взаимного уважения. Я чувствую, что театр, артисты — это большая семья, люди подлинно болеют за процесс, за спектакли, за свои роли, за своё дело. И мне очень легко и комфортно, мне кажется, мы друг друга нашли. Мы с директором Антонидой Александровной Гореявчевой — энтузиасты театра вообще и «Красного факела» в частности, хотим, чтобы он был современным, энергичным, с хорошим художественным репертуаром на большой сцене. И уже немало сделано: ремонт фасадов и крыши, которая протекала, вентиляции и системы пожарной безопасности, гримёрок и коридоров, приобретение звукового и осветительного оборудования. Впереди ещё много разных планов.


— На завершающей сезон пресс-конференции вы говорили о реконструкции здания. На какой стадии этот проект?

— Поскольку здание морально устарело, мы планируем провести реконструкцию, установить современное оборудование, которое позволит нашим спектаклям конкурировать с Москвой, Санкт-Петербургом. Сделать удобную зрительскую зону, вернуть амфитеатр, как его изначально задумывал Крячков, на втором этаже обустроить большое фойе и репетиционный зал. Это всё, конечно, с учётом исторических особенностей и обязательств по сохранению здания-памятника. Рядом с театром, на той нашей небольшой территории, которая осталась после того, как земля была отдана Сбербанку, планируем построить административный корпус, где будут цеха, ещё один репетиционный зал, зона хранения декораций. Сегодня службам в здании катастрофически не хватает места, оборудование хранится на лестничных клетках. По реконструкции мы находимся на стадии эскиз-проекта, пытаемся сделать так, чтобы быстрее перейти в следующую стадию — создание проектно-сметной документации. Есть поддержка правительства области и со стороны министерства культуры, вместе мы делаем одно важное дело — создаём новый современный удобный театральный кластер.

— В этом году у театра появился свой курс в Новосибирском государственном театральном институте. Будете растить артистов и обновлять труппу?

— Курс очень интересный, талантливые ребята. Наши педагоги их обучают здесь, в помещениях, где раньше было кафе, а ещё раньше был курс, где учились наши ребята, в том числе Катя Жирова. В театре было и есть большое уважение к мастерам, и нас всегда будут беспокоить их судьбы, пока они с нами. Но это не отменяет того, что зрители хотят видеть в театре молодых. Если мы ставим «Ромео и Джульетту», значит, речь идёт о первой любви, а не о четвёртой, при всём уважении к четвёртой любви. На курсе обучается 25 человек, они ещё долгое время не будут иметь прямого отношения к театру. Пускай сначала выучатся, овладеют профессией, не будем их раньше времени портить сценой, чтобы не переболели, не надломились. Не обучившись до конца, можно так и не прожить настоящую жизнь в театре. Артист — очень непростая профессия. Но в ней есть счастье, если она приносит творческие прорывы и победы.

Марина Шабанова, Ведомости Законодательного Собрания Новосибирской области