Новосибирский государственный академический театр Красный Факел
Я тебя освободил!
Театр «Красный факел» напомнил, наконец, о том, что в спектакле, достойном своей труппы, не бывает пустых мест и проходных ролей. Сезон завершился трагикомедий «Мещане» по пьесе Максима Горького в постановке Семена Серзина.
«Мещане» стали одной из самых востребованных пьес русской классики, ибо исследуют неисчерпаемый и неразрешимый конфликт отцов и детей. 21 век на дворе, а отцы всё так же давят авторитетом, и дети всё так же страдают от семейного гнета. Семен Серзин переработал текст не так радикально, как в свое время его коллега в «Детях солнца», но придал ему упругость пружины. Дело не в том, что нашатырь заменен уксусом, а керосиновая лампа электричеством. Просто Горький не имел обыкновения углубляться в исторические реалии – его интересовало «здесь и сейчас», он ловил вектор эпохи и писал о современниках.
Но тогда не знали понятия «абьюзерство», а сейчас оно в мейстриме. Глава семьи Бессеменов у Андрея Черных – натуральный абьюзер, и взгляд у него тяжелый, как пощечина. Он лишает своих взрослых, слишком уже взрослых детей права голоса и права выбора, жена до поры до времени тоже не смела возражать. Оба Бессеменовы моложавы, оба подтянутые, внятные, выглядят, как ровесники своих детей, до старческого маразма им далеко. Тут другое. Натуре властелина чужды мудрость и эмпатия, а ханжество в крови. Повторяет, что они с матерью грешили, но всё ради вас, всё ради вас. А что всё? Не устраивает выбор Петра, а сам распаляется от одного вида его девушки и лезет к ней в окно по приставной лестнице, да и по публичным домам пошлялся в свое время. Является домой вдрабадан и устраивает своим домашним цирк с конями. Из его дипломата вываливаются пачки купюр, жена коррупционера привычно и деловито запихивает деньги обратно. А дом ветшает, и никто не удосужится починить крыльцо.
Они еще и в церковь ходят, ведь, по Островскому, так приятно грешить и каяться, грешить и каяться, и весьма комично выглядит остроумная Ирина Кривонос в беленьком в платочке под ручку с просветленным супругом. «Богомольцы идут», – с ненавязчивой иронией констатирует Елена (Екатерина Жирова), и Петр (Павел Поляков) впервые обнимает ее не таясь. Вот такая женщина ему и нужна – красивая, независимая, волевая и вольная, как птица. Оттого и ненавистна Бессеменову-старшему, что бесстыже раскована, а для него недоступна. Ее подруга Цветаева (Клавдия Качусова) очаровательна в другом – порхает, как бабочка, вся такая безоблачная, глаза сияют, кудри вьются, детей учит самодеятельности зачеркнуто самостоятельности! Тоже красива, как картина маслом. Влюбленный Шишкин (Виктор Жлудов) усаживает ее себе на спину и бегает, как конь. Ну не безобразие ли, не наглость ли???
Компания Елены культивирует смех, веселье, дурачества, затевает какие-то свои игры, ритуалы, представления, ночные дискотеки, пляски посреди поляны, прыгают, обжимаются, развратничают. Даже служанка Степанида (Виктория Левченко) не устояла против жизнеутверждающего разгула и, если просечь подтекст ее беззаботного щебетания, отдалась рыжему учителю, а друзья-актеры обставили долгожданное лишение девственности как мистический спектакль.
Вот и взрослые дети Бессеменовы очнулись от морока и начали своевольничать, свои суждения иметь. Толчок папашиной ярости дала предстоящая свадьба пасынка Нила. Высокий, накачанный, брутальный, работящий и веселый герой Михаила Селезнева вздумал жениться на дочери соседа-оборванца. Харизматичный птичник (Сергей Новиков) тоже достал своими разглагольствованиями, своей душевной простотой. Все достали! Но бурную реку, не зря персонажи о ней столько говорят, уже не перекрыть. Если, допустим, у Елизаветы Бондарь в спектакле санкт-петербургского ТЮЗа чета Бессеменовых, выведенных ходячими мертвецами, заражает всех своей гиблостью, то у Семена Серзина энергия жизни берет верх. Кипучая, могучая, никем не победимая, энергия окончательно лишает адекватности папашу Бессеменова.
Режиссер доводит банальную семейную ссору до высшей точки кипения, обостряет до крайности конфликт диктата и свободы. Бессеменов с ружьем страшен, жалок и отвратителен. Сын его Петр с окровавленным лбом, разбитым о щебенку, прекрасен, силен и свободен. Ружье, слава богу, не выстрелило, но его и не висело на стене. Выстреливает совсем другое – потребность в любви, бессмысленность существования вне ее. Чеховские интонации просачиваются в речь персонажей, и сами они породнились с его мещанами, актрисами, сиротами при живых родителях, сестрами, не способными что-то менять ни в себе, ни вокруг. Они всё время обедают, а в это время рушатся их судьбы.
Хромой философ Тетерев всё еще пытается поймать за хвостик улетающий воздушный шарик. Никак не оставит попыток притянуть к себе кого-то, обаять, обнять, поцеловать, но его воспринимают только для потрындеть. Вот и Таня изливает ему душу, не понимая, что он так же одинок, что у него такая же боль, что он тоже человек, в конце концов. Таня слышит и видит только себя – ну и кому она такая интересна?
Таня, Таня, черный платок, коим обмотано горло, – это траур по загубленной жизни? Уму непостижимо, как Дарье Емельяновой в каждой роли удается не только вжиться в своего персонажа, но и перенять его внешность, мелкими штрихами обозначить его суть. Ее Таня при живых выразительных глазах тускла, как почерневшее серебро, при стройной фигуре выглядит сутулой, походка какая-то полусогнутая, неженственная, черные брючки «унисекс» и в пир, и в мир. Впрочем, какой у нее пир. Это у других пир.
В прологе спектакля Поля и Таня теплым летним вечером сидят на даче и смотрят старое, 2006-го года, кино Балабанова «Мне не больно». Всё по-простому, по-деревенски: лента проецируется на простынь, натянутую на веревке для сушки белья. Там тоже природа, беседка, шашлыки. Там Рената Литвинова своим надтреснутым голоском признается: «Какое счастье, что я влюбилась именно в тебя». На этом фильм обрывается.
Это своего рода предсказание. У Поли (Екатерина Макарова) впереди счастье, которое она не позволит оборвать. А у Тани всё обрывается.
Ей больно. Ей очень больно из-за любви, невозможной совсем по другим причинам, чем в кино. Поэтому она и повторяет, что там вранье. Она оживляется и расцветает только когда рядом Нил. Заботится о нем, обхаживает, кормит. Оказывается у него на коленях и припадает к его губам. Ну и всё. Никогда, никогда, никогда у нее ничего не будет. Старой деве 38 лет – на десять лет больше, чем в пьесе.
В старом краснофакельском спектакле «Продавец дождя» дева тоже не может выйти замуж, но как тонко и деликатно ведет себя отец, как глубоко и не напоказ страдает он от неустроенности дочери. Здесь же родительское «из-за тебя Таня отравилась!» ранит, как ядовитое лезвие. Ей всегда жить не хотелось, если рядом нет Нила, а тут Тетерев – чеховский Вафля, шекспировский шут, родственник Червакова из «Унтиловска», сыгранного Андреем Яковлевым десять лет назад, – подсовывает бутылочку с уксусом. Такое впечатление, что он отомстил за то, что Таню возмутил его спонтанный поцелуй.
Таню откачали, равнодушный доктор (Егор Овечкин) рекомендует пить капли. Но голос у нее пропал. С окружающими она общается посредством переписки. Театру понадобилось лишать Таню голоса затем, чтобы заострить драматизм ситуации – усилить выплеск боли. Чтобы еще страшнее, чем «оставьте меня! Не дайте мне... возненавидеть» прозвучал ее предсмертный хрип. «Ненавижу!» – извергает из больного горла Таня. Может быть, она рождается заново, когда убегает вслед за молодежью, изгнанной из ада,. Не зря же Цветаева вела с ней терапевтические беседы.
Подарок ко дню рождения Цветаева приготовила ей такой, что Таня обомлела. Юмором интермедии заправляет жизнерадостный Шишкин, старательно изображающий паука, а Цветаева стоит в сторонке и дирижирует процессом. Ее юные ученики так отбацали рок-оперу «Муха-Цокотуха», что весь зал чуть было не пустился в пляс. «Я тебя освободил!» – провозглашает забавный комарик в костюме Бэтмена, адресуя Тане свой посыл. Ага, щас. Никто тебя не освободит, пока ты сама не сподобишься на это. Детская студия творческого развития «Жить на Севере» органично вписалась в ансамбль спектакля, ребятам ничего не пришлось играть, ибо сюжет впустил их, непринужденно раздвинув рамки пьесы. Они вышли на сцену такие, какие есть на самом деле, и по-новому откликнулись слова Цветаевой о том, как она растворяется в своих учениках. А ведь и правда, смысл в том, чтобы любить детей, учить их творчеству, открывать им дорогу в мир. По возможности не в тот, где правят Бессеменовы.
Абьюзеры обесчестили понятие «семейные ценности». Поэтому распад семьи в «Мещанах» знаменует торжество свободы. Таня восстала против отца, значит, впервые попытается что-то создать за пределами дома. Разрушено семейное зачеркнуто змеиное гнездо, зато Нил и Поля отстояли свою любовь. Эротическая сцена в водах бассейна, выведенная на экран сюрреалистической гиперболой, окутана дымкой, рябью, пеленой, завесой нездешнего очарования. Горький говорил о своей пьесе: «В ней нет поэзии, вот что!» А в спектакле поэзия разлита и в неслышном плеске застоявшейся воды, которую взбаламутили горячие молодые тела, и в бешеной гонке на мотоцикле навстречу ветру, когда руки раскинуты в стороны, как крылья, – привет, «Титаник»!
В последнее время театры всё чаще транслируют безнадегу или, наоборот, фонтанируют пошлым позитивом потребительского розлива. «Красный факел» окатывает волной чистой радости. Казалось бы, никаких философских открытий «Мещане» не делают, так ведь истина про смысл жизни всегда была проста, поэтому и труднодостижима. Да, мир таков и больше никаков, но предаваться унынию себе дороже. Давайте творить, созидать, фантазировать, помогать, находить тех, кому ты нужен. Давайте работать и двигаться дальше. Давайте будем смелыми и свободными. Давайте просто будем.