Преступление и наказание

Модный режиссер Петр Шерешевский активно переосмысливает классику в столичных и провинциальных театрах, сочиняя собственные инсценировки и встраивая старые сюжеты в конкретику сегодняшнего дня. В Новосибирском «Красном факеле» в разные годы он осуществил четыре постановки; череду краснофакельских премьер 2024 года открыл «Тайм-аут», вторая серия.

Стиль Петра Шерешевского узнаваем с первых эпизодов. Литературные реминисценции и аллюзии, многослойность сценического действа, реалистическая фантасмагория, контингент на грани маргинальности, тесные клетушки жилых и производственных помещений, скрытая от посторонних глаз частная жизнь, преследующая ее видеокамера (заряженные химией постельные сцены), плейбек с крупными планами, желто-зеленоватые тона интерьеров и лиц, три мойры на лавке в образе суровых старух. Убойная аранжировка отечественных хитов. Внебытовая достоверность всего происходящего на грани инфернальности.

Саундтрек «Леди Макбет» в духе даниловского «Человека из Подольска» вызывает смех и восторг, наводит тоску и ужас. Самодеятельный полицейский ансамбль песни и пляски, повинуясь указке не то чёрта, не то беса, исполняет заколдованные зонги на тему то «Желтых Тюльпанов, спутников разлуки», то «Еще одна осталась ночь у нас с тобой», чьи сюжеты материализуются почти сразу же. Из вымороченного мирка, зажатого панельными хрущебами и мусорными контейнерами, выход только на зону.

Атмосферой неблагополучия, серости, пустоты, сплетен, тупой однообразной работы окутано пространство, ощущение недоброго надвигается тревожным гулом. «Скука» – повторяет и Екатерина Львовна, и хахаль ее Сергей, прежде чем кинуться в койку. Она – из Прокопы и после медухи, замужем за владельцем магазина «24 часа», кудри вьются вдоль лица, бродит по комнатам в распахнутом халате, намекающим на бессмысленную праздность. Он – выпнутое из семьи перекати-поле, перебивается в подсобке того же магазина, брутальный нищеброд, секс-символ Мценского района. В своем устремлении пожить за чужой счет она ведущая, он ведомый. И там уже не до скуки.

Протагонистки «Тайм-аута» и «Леди Макбет» зарифмованы танцем – диким и необузданным, как смерч. Но там это выплеск отваги и тоски, а здесь – угроза всем, кто встанет на пути. Катерина Львовна не видит берегов, не чует тормозов, темные страсти обуревают ее. Ей постоянно снится кот-Бегемот, что является к ней ночью в постель и справляет молочный шаг на вздымающейся груди. Он – предтеча возмездия, которое неминуемо настигнет, но только не муками совести, в отличие от тайной убийцы в фильме Твердовского «Наводнение». Там эти муки идентичны панической атаке, психозу, сумасшествию, что в совокупности и есть расплата. Катерине Львовне недоступны подобные тонкости, совесть у нее атрофирована, как и нравственный закон внутри. Она спокойна, как слон, она хладнокровно отстаивает свой панельный рай, она равнодушно переступает через тело агонизирующего свекра.

Возмездие будет конкретным и прозаическим, как и финал спектакля.
Первое убийство, затем второе убийство: инфаркт, скорая, менты, дежавю, паттерны. Повторяются одни и те же действия и слова, полирующие будничность происходящего, механистичность поступков, неостановимость цепочки жертв, равнодушие окружающего мира. Но когда дело доходит до убийства ребенка, случается тектонический слом.

Режиссер завершает тему распада личности переходом в иную плоскость. Драматург отдает бразды писателю, сопроводив их рефреном «зло должно быть наказано!». Актриса прощается со своим персонажем и становится самой собой, транслируя свое личное отношение к свершившемуся. Театр резко меняет жанр и отправляется в лобовую атаку.

Зрителю, проклявшему пору эзоповых речей, это очень даже зайдет. Повторное исполнение текста от Лескова за кадром, при опустевшей сцене, где зловеще поблескивают освещенные тусклым фонарем стены панельки, больше похожей на гараж, призвано вызвать необычайное волнение встрепенувшейся души. Мантра «зло должно быть наказано!» навсегда впечатается в пробужденное сознание публики.

Пора признать, что искусство со своими образами, метафорами, аллюзиями, аллегориями и вторым дном так и не повлияло на искоренение зла на земле. Нужны новые формы, новые формы нужны. Этот почин подхватить. Дирижер прервет исполнение Ленинградской симфонии, повернется к залу и прогремит: «Зло должно быть наказано!» Художник отбросит краски, отпихнет мольберт и припечатает: «Зло должно быть наказано!» Скульптор оставит Венеру без рук и провозгласит: «Зло должно быть наказано!» Машинист остановит поезд на полном ходу и предложит пассажирам замолить грехи.

И будет нам счастье.

Оказавшись на воздухе, под мокрой мартовской метелью, вместо того чтобы повторять мантру, пускаешься во все тяжкие. Т.е. тупо сочиняешь альтернативный финал спектакля – визуально-пластический образ наказуемого зла, словно специально описанного для воплощения на сцене: «Стены тихого дома, сокрывшего столько преступлений, затряслись от оглушительных ударов: окна дребезжали, полы качались, цепочки висячих лампад вздрагивали и блуждали по стенам фантастическими тенями… Зрелище было страшное». Лучше один раз увидеть.

Яна Колесинская