Любовь как невозможное чудо, или трудное искусство быть женой гения

Спектакль «Достоевский. Невозможное чудо» с неизменным успехом уже более двух лет демонстрируется публике на Большой сцене театра «Красный факел». Его премьера состоялась 18 сентября 2021 года – она была приурочена к 200-летнему юбилею великого писателя.

Спектакль, поставленный режиссёром Владимиром Золотарём, основан на мемуарах и дневниках второй жены Достоевского, ближайшего друга, помощницы и вообще главного человека в его жизни, Анны Сниткиной, а непосредственной основой его сюжетной канвы стала пьеса популярного современного драматурга Алексея Куралеха «Невозможное чудо», посвящённая отдельным этапам жизненного и творческого пути Фёдора Михайловича. Осмыслению и освещению в данном случае подвергается отнюдь не вся жизнь писателя – это попросту невозможно в рамках одной пьесы и одного спектакля. Да и не нужно. Нет, перед нами предстают отдельные картины, в которых мы видим Достоевского в разные периоды его жизни, при разных обстоятельствах и в разном психоэмоциональном состоянии. Так, в спектакле нашлось место как серьёзным, мелодраматическим, несущим глубокий смысл сценам вроде ссоры Достоевского с пасынком, его бесед с Тургеневым, объяснений с женой или тяжкой скорби из-за кончины дочери Сони, так и казусным, забавным эпизодам наподобие визита учительницы из Харькова, которая поверила слуху, будто Достоевского бросила жена, и приехала к нему в Петербург.

Не только произведения, но и сама личность Достоевского, феномен его гениальности долгие годы представляют живейший интерес для всех его почитателей, да и вообще, без преувеличения, всей литературной России. В его жизни и судьбе сошлось всё – и муки творчества, и болезненное переживание неудач, и испытание каторгой, и тяжёлый недуг – эпилепсия, и страсть к игре, и страдания от семейных неурядиц, размолвок и ссор с близкими людьми, и непростые материальные обстоятельства. Достоевскому выпал путь, полный невзгод и испытаний, а главным утешением и опорой во второй половине его жизни выпало стать Анне Григорьевне Сниткиной, которая своей преданностью и любовью помогала ему нести этот тяжкий крест, а заодно несла и свой собственный крест – быть женой гениального писателя со всеми его достоинствами и недостатками.

Достоевский – несомненно, фигура титанического масштаба, который, вместе с тем, был наделён многими слабостями и пороками, присущими множеству обычных людей. Но, наряду с этим, ему была присуща глубокая эмпатия, тонкая эмоциональная, психологическая и художественная чуткость, способность сопереживать чужому горю. Во многом, конечно, это было связано с трагическими перипетиями биографии писателя – чего-чего, а человеческого горя он насмотрелся с избытком. Немало оного выпало и на его собственную долю, но это не озлобило, не ожесточило его, а, напротив, привело его к истинному понимаю Бога, религии, ценности каждой отдельной человеческой жизни и помогло, по собственному выражению, остаться «человеком среди людей».

В постановке «Красного факела» перед нами как бы две проекции: мы видим фигуру Достоевского глазами его молодой супруги и в то же время наблюдаем за самой Анной Григорьевной, которая в этом спектакле столь же центральный, узловой персонаж, равновеликий гениальному мужу. Анна Сниткина, без сомнения, была личностью неординарной, хотя до сих пор многие спорят о том, стала ли она достойной женой писателя в плане масштаба своей личности. Будучи из порядочной, но не слишком богатой семьи, Анна Сниткина была девушкой доброй, культурной, приличной, благовоспитанной, отнюдь не глупой, хозяйственной, но при этом не слишком начитанной и образованной и, конечно, едва ли она в полной мере отдавала себе отчёт в том, супругой какого человека ей довелось стать. И, думается, вряд ли простодушная Аня глубокого проникала в содержание и глубинный смысл его произведений, хотя, как она пишет в мемуарах, имя Достоевского ей было знакомо с детства – он был любимым писателем её отца. Сама же она была знакома с его творчеством ещё до личного знакомства и даже называла себя именем главной героини повести «Неточка Незванова». Как бы там ни было, уже на склоне лет Анна Сниткина написала очень интересные, живые, неподдельно искренние мемуары, посвящённые памяти её «незабвенного мужа» и приоткрывшие завесу тайны над некоторыми страницами их совместной жизни, а все последние годы жизни посвятила изданию его бессмертных произведений, за что, конечно, заслуживает особой благодарности.

По своей сути, «Невозможное чудо» — это байопик. Данный жанр весьма распространён в кинематографе, а вот на театральных подмостках он довольно редкий гость, да и подобных пьес в принципе не так много. Понятно, что в работе с реальным биографическим материалом есть свои сложности, ведь историю даже незаурядной личности важно правильно преподать, сделать интересной для воплощения на сцене, раскрасить какими-то особыми красками – что-то показать более наглядно и выпукло, а что-то, напротив, отодвинуть в тень, создать условия, при которых изначально статичные герои оживут, задвигаются в рамках драматургического действия. Иначе зрителю будет скучно и неинтересно. В общем, задача была непростая, амбициозная, но драматург Алексей Куралех и режиссёр Владимир Золотарь этот творческий вызов приняли и, как кажется, со своей миссией справились прекрасно.

В спектакле заявлено несколько действующих лиц. Естественно, центральными персонажами являются Достоевский и его жена Анна Григорьевна, которых на сцене воплотили блистательные актёры «Красного факела» Денис Ганин и Юлия Новикова. В реальной жизни они тоже являются супружеской парой, что, надо полагать, помогло им вжиться в образы и предложенные обстоятельства, ведь изложенные в пьесе и спектакле бытовые сюжеты так или иначе имеют место в каждом браке.

Если говорить о сценографии, то декорации в спектакле лаконичны и остаются статичными на протяжении всего действа – над сценой висит экран, а на самой сцене располагаются наклонный помост, по которому герои входят и выходят из комнаты за дверь, массивный дубовый письменный стол, под который иногда прячется писатель, стулья, таз с водой, которой периодически ополаскивается главный герой. Пожалуй, всё. Ещё чуть позже появляется игрушечная деревянная лошадка, когда Фёдор Михайлович с женой за границей оплакивают умершую дочь. Всё предельно сдержанно, однотонно и работает на создание определённой атмосферы, в некотором роде даже загадочно-мистической – например, огонь свечи в темноте, которую зажигает Достоевский.

Начинается всё со своеобразной интродукции, когда на экране мы видим образ писателя и параллельно слышим его голос, рассказывающий о событиях одного из главных, поворотных, судьбоносных дней его жизни – Достоевский вместе с товарищами по кружку петрашевцев был приговорён к «смертной казни расстрелянием», но в последний момент приговор, явно не соответствовавший тяжести вины, был заменён ссылкой и каторгой. Как позже признавался сам Достоевский, несмотря на весь ужас пережитого, он был безмерно рад дарованной жизни, и в нём случился глубинный духовный переворот – вместо утопических мечтаний о переустройстве общества и будущем счастье человечества он глубоко уверовал в Бога, в божественное провидение и судьбу, которая подарила ему шанс начать жизнь заново, с чистого листа.

Затем мы переносимся в комнату в квартире Достоевского, и понимаем, что этот проникновенный, страстный монолог был частью его беседы с молоденькой стенографисткой Аней Сниткиной, которая под его диктовку записывала первые строки его нового романа «Игрок». Эта сцена в пьесе датирована 4 октября 1866 года, когда Анна в первый раз пришла в гости к именитому писателю и состоялось их историческое знакомство. Таким образом, изначально перед нами Достоевский предстаёт таким, каким его впервые видит 20-летняя девушка, и впечатление он производит на неё и на зрителей довольно противоречивое – и своими придирками к скорости записи, и тем, что постоянно забывает имя своей гостьи. Он заметно нервничает, постоянно что-то достаёт из ящиков стола, стоящего на сцене, за которым Анна делает свои записи, предлагает ей чай с разными сладостями и объясняет, почему был вынужден прибегнуть к услугам стенографистки – через месяц ему необходимо передать издателю Стелловскому рукопись своего романа, иначе придётся выплатить огромную неустойку и, мало того, все права на сочинения Достоевского перейдут в полную собственность «благодетеля», который вызвался помочь писателю разрешить его материальные сложности, предложив заключить откровенно кабальный договор.

Затем мы в той же обстановке переносимся в ноябрь того же года, когда, уже по завершении работы над «Игроком», Достоевский делает Анне Григорьевне предложение и получает её согласие. Чуть позже на сцене появляется первый из прочих персонажей – Павел Исаев, пасынок писателя, который объявляет «папá», что задолжал в трактире двадцать рублей и требует его шубу, дабы заложить её и закрыть этот «вопрос чести». Между ними происходит весьма неприятное объяснение, дело кончается скандалом, коих, судя по мемуарам Анны Григорьевны, и впрямь хватало, в том числе и у неё самой. И вообще Павел Исаев в этих мемуарах предстаёт не слишком привлекательным персонажем с ужасным характером, что отчасти объяснимо – мальчик фактически рос без отца, а затем остался и без матери, умершей от чахотки.

Впоследствии перед нами предстаёт целая галерея второстепенных персонажей – сестра писателя Вера, племянница Соня, брат Николай, которого все зовут «брат Коля» (своеобразная отсылка к «Золотому телёнку» Ильфа и Петрова), поэт Аполлон Майков, близкий товарищ Достоевского, поэт Николай Некрасов, в своё время первым оценивший талант Достоевского, но затем рассорившийся с ним на долгие годы, Иван Тургенев, с которым у Достоевского разворачивается жаркая мировоззренческая полемика о судьбах России. Периодически меняется и место действия – то это квартира Достоевского, то дом Тургенева, то дом сестры Веры, то съёмная квартира четы Достоевских в Швейцарии. Второй акт начинается с того, что Достоевский лежит в припадке падучей, и ему мерещатся три фигуры в масках, которые произносят нечто ужасное:

Похожий на Ивана: Любезнейший Фёдор Михайлович! Пожалуйте к нам. Ваше место давно приготовлено. (Указывает на пустующий стул.)
Фёдор (продолжая стоять): Охота, господа, вам в карты играть, Занятие пустое, праздное.
Похожий на Павла: Он теперь не играет в азартные игры!
Похожий на Ивана: За большой грех почитает!
Похожий на Ивана: А какой грех на земле самый страшный?
Похожий на Павла: Самое страшное – ребёнка изнасиловать, душу невинную погубить, любовь растоптать.
Фёдор: Разве может человек совершить такое?
Похожий на Павла: Может, может!
Фёдор. Ежели кто и сотворит это в помутнении рассудка, то после средь людей места себе найти не сможет, пострадать захочет, на муку пойдёт, дабы искупить…
Похожий на Ивана: На другой день забудет. Посмеётся и забудет.
Фёдор. Не верю! У человека память смертная есть, он знает, что пред Богом ответ держать станет.
Похожий на Ивана: Так нету Бога.
Фёдор. Не верю!
Похожий на Ивана: Ей-богу, нету. Вот вам крест!
Фёдор. Но вы же есть.
Похожий на Павла: Мы есть. А боле – никого.
Похожий на Ивана: Вы деток любите, Фёдор Михайлович?
Похожий на Павла: Любит, любит! (Делает непристойный жест.)
Похожий на Ивана: А девочку помните девяти лет? Цветочек… Красивый, добрый цветочек.
Похожий на Павла: Какой самый страшный грех на свете?
Похожий на Ивана: Что за такое полагается?
Похожий на Павла: Расстрелять.
Похожий на Ивана: Расстрелять.
Похожий на Николая: Расстрелять.

В целом, по ходу спектакля заметен недостаток динамичности, но это не воспринимается как его существенный изъян или порок. Напротив, происходящее на сцене держит тебя в напряжении, приковывает внимание и не отпускает до самого конца. В этом заслуга и магии личности Достоевского, и прекрасных артистов, пожалуй, идеально воплотивших свои образы. В первую очередь, конечно, речь про Дениса Ганина, которому, как кажется, удалось схватить и передать отдельные характерные черты Достоевского, его психологического портрета, и Юлию Новикову, воплотившей образ простой, сильной, верующей и искренне любящей русской женщины, и чья Анна вообще получилась максимально близкой к оригиналу – по крайней мере, к лично моему представлению о нём. Второстепенные персонажи хоть и идут на втором плане и намечены скорее контурно, но эти образы по-своему тоже интересны. Тот же брат Коля в исполнении Олега Майбороды, то и дело захаживающий в гости к знаменитому брату, на чьём иждивении ничтоже сумняшеся и проживает. В руках у него неизменная сетка-авоська с пустыми бутылками – явный намёк на то, что в реальной жизни Николай Михайлович имел серьёзные проблемы с алкоголем и умер в нищете – а на голове весьма странный головной убор – не то котелок, не то цилиндр. Запоминается и Елена Дриневская в образе учительницы из Харькова – образ вышел чрезвычайно комичный. Не проходным получился и Иван Тургенев в образе неподражаемого Владимира Лемешонка: статен, благороден, полон внутреннего достоинства – словом, тот случай, когда реальный прототип и актёр, воплотивший его на сцене, идеально соответствуют друг другу.

Заканчивается спектакль кончиной Достоевского и сценой чаепития, когда за столом собираются сам Фёдор Михайлович и его коллеги-литераторы. Сценой, надо сказать, очень символичной. Чай, как ни странно, самый что ни на есть русский напиток, а русские чаепития известны отнюдь не меньше английских. За столом находится место всем – и друзьям, и недругам, и тем, с кем когда-то были какие-то разногласия, которые теперь, перед лицом вечности, не имеют ровно никакого значения. Чаепитие, по сути, становится формой примирения и покаяния, образом и воплощением душевного покоя, который наступает, когда закончились все муки земной жизни – безденежье, игромания, тщеславие, ревность, зависть, муки творчества и совести. Стол застилается белой скатертью, которая скрывает место под ним, где Достоевский прятался от стыда и мучавших его мыслей. Ничего этого больше нет, а есть только вечный покой и бессмертная и великая русская литература, которая будет существовать, покуда жив русский человек.

У «Красного факела» получился прекрасный спектакль, в центре которого – жизнь сложной личности, окружённой заботой любящей жены, обременённой самыми банальными и заурядными бытовыми заботами и пытающейся побороть бесов в своей собственной душе. Вместе с тем, этот спектакль не только и даже не столько собственно о Достоевском. Через историю знаменитой супружеской пары XIX века исследуются темы жертвенной любви, ставится вопрос о том, каково это – быть женой гения, и может ли такой мезальянс быть счастливым. Как мы понимаем, эта доля не из лёгких, и такой душевный труд осилит отнюдь не каждая женщина – столько здесь требуется героического самоотречения, готовности не просто любить и помогать, но и терпеть, и спасать. Анна Сниткина смогла, как, кстати, и Софья Андреевна, жена Льва Толстого, с которой Анну Григорьевну часто сравнивают, что и немудрено – у них и впрямь много общего. Анна Сниткина оказалась способна на беззаветную и преданную, Христову любовь, то самое miracle impossible, о котором говорит Достоевский в спектакле.

В конечном итоге, если говорить совсем просто, то это история на вечную тему любви в увлекательном историко-литературном обрамлении. Думается, она найдёт отклик в душе каждого зрителя. По крайней мере, уже два года она с успехом это делает, и, хочется верить, будет делать дальше.

Дмитрий Овчинников, Inteatr.ru