Новосибирский государственный академический театр Красный Факел
Новосибирский режиссер Тимофей Кулябин показал в «Шинели» одежду апокалипсиса
«Шинель...» — не первая в карьереДля работы над спектаклем в «Приюте комедианта» снова был выбран Гоголь. «Прежде всего потому, что Гоголь, на мой взгляд, самый «петербургский» автор. А «Шинель» — самая многоуровневая из цикла его «Петербургских повестей», — заметил в интервью перед премьерой Тимофей Кулябин.
По признанию режиссера, работая над спектаклем, он не ставил перед собой задачи в очередной раз «иллюстрировать» повесть Гоголя. «Это скорее собственное сочинение на заданную тему, когда я из оригинального текста „беру“ в постановку только тот материал, который мне важен. Думаю, от гоголевской „Шинели“ в спектакле осталось процентов двадцать».
Что же составляет остальные 80 процентов?
Формально спектакль «Шинель. Dress code» верен сюжету первоисточника. Вариации со смыслом происходят, главным образом, благодаря отсылкам к тексту Апокалипсиса Иоанна Богослова и аллюзиям на современность.
Действие происходит в некоем условном пространстве, стилизованном под современный офис. О Башмачкине (Роман Агеев) попеременно рассказывают четыре безымянных Чиновника Департамента (их сыграли Денис Старков, Дмитрий Паламарчук, Антон Мошечков и Павел Чинарев) и Та, которая убирает (Юлия Молчанова), отчего спектакль поначалу напоминает унылую читку в симметричных мизансценах. Сам же Акакий Акакиевич добрую четверть спектакля сидит в центре сцены и старательно переписывает от руки Апокалипсис, пока квартет из его с иголочки одетых коллег по Департаменту разглагольствует на его счет и уничтожает книги в специальной бумагорезке...
Благо, спектакль ускоряется по мере продвижения к финалу, действие насыщается остроумными и попросту умными режиссерскими находками. Как то: брезгливое отношение Чиновников к Башмачкину (и вообще ко всему, что не укладывается в их представления о мире) воплощается в маниакальной тщательности, с которой они надевают стерильные резиновые перчатки, а потом протирают руки влажными салфетками; распаковывание новой шинели для главного героя из чехла для одежды уподобляется рождению младенца (ведь и у Гоголя Башмачкин, получив шинель, будто заново родился)...
Чего от спектакля «Шинель. Dress code» ожидать точно не стоит, так это «петербургских мотивов», которые, будучи многократно обыгранными и в кино, и в театре, стали едва ли не «общим местом». Дескать, колосс-Петербург — город странный, мистический, мрачный — давит на «маленького человека», доводит его до помешательства и гибели и так далее, и так далее. Всего этого в спектакле Тимофея Кулябина нет.
Принеся в жертву пресловутую «петербургскость» «Шинели», режиссер вышел на обобщения, более крупномасштабные, и сделал из истории чиновника низшего ранга Башмачкина притчу о ложных ценностях и условности любой системы правил и конвенций, которая, будучи принятой за истину в последней инстанции, оборачивается жестокой диктатурой.
В качестве сюжетообразующей конвенции выбран dress code. Для тех, кто забыл, что это такое, в программке к спектаклю приводится подробная справка. «...Термин, который возник в Великобритании. Используется для обозначения регламента в одежде, который показывает принадлежность человека к определенной профессиональной группе...». Именно ему, дресс-коду, не соответствует Акакий Акакиевич Башмачкин, сыгранный Романом Агеевым как неряшливый, странный, застенчивый и слегка аутичный фрик (не лишенный, впрочем, очарования и чувства юмора).
И все бы терпимо, но у Башмачкина нет стандартного серого пиджака, поэтому он в Департаменте — персонаж не легитимный, не благонадежный, не желательный. И речь тут, разумеется, идет не столько о несоответствии стандартной экипировке «офисного планктона», сколько о том «грехе», который Владимир Набоков называл «инакодушием». Башмачкин — не просто особенный и необычный, он — редкий человек, который решительно не вписывается в то, что принято называть реальной действительностью, под которой в спектакле понимается месиво из подлости, лжи и жестокости, искусно спрятанное под серыми пиджаками, одобряемыми регламентом.
Впрочем, режиссер далек от социальной критики. Его интересует аспект проблемы, скажем так, более глобальный. В смысловом поле спектакля Тимофея Кулябина dress code становится частным случаем некоей изначально данной «системы координат» мироздания. Конфликт между ней и отдельным человеком режиссер мыслит как древнегреческий. «В спектакле мы пытаемся докопаться до сакрального смысла судьбы Башмачкина. Как известно, в основе классической трагедии — столкновение рока с жизнью отдельного человека. Что бы человек ни делал, судьба его предопределена, он будет этим миром уничтожен. Эта модель и лежит в основе «Шинели», — пояснил Тимофей Кулябин.
Эту модель режиссер абсолютизирует, доводя сюжет до единственно возможного в избранной им «системе координат» конца. После того, как «маленький человек» Башмачкин (сиречь любой человек) будет уничтожен миром, с лица Земли исчезнет и сам мир — этот сценарий развития истории давно «забит» в наше сознание христианской эсхатологией. Следуя ему (сценарию), в одной из финальных сцен спектакля «Шинель. Dress code» под демонически-дискотечную музыку верхом на детских лошадках на зрителей мчатся четыре всадника Апокалипсиса в идеально скроенных серых пиджаках. Интересно, каким будет дресс-код на конец света?
Вера Гиренко, Искусство ТВ 3 апреля 2012