Как ставят спектакль «Детектор лжи»

«Мы играем в одну игру»

Сколько муж зарабатывает, если ухитряется периодически уходить в загулы? А может, он еще и изменяет? А может, он изменяет много-много лет и делает это с соседкой, которая угощает его бражкой? Вряд ли хотя бы один нормальный мужчина ответит честно на любой из этих вопросов. Впрочем, если в дело вмешивается гипнотизер, пожалуй, он поможет узнать правду… Это всего лишь фабула пьесы.

«Прошу человеческой речи»

Пьесу молодого драматурга Василия Сигарева «Детектор лжи» на сцене «Красного факела» ставит приглашенный из Барнаула режиссер Владимир Золотарь. Задавшись целью попытаться понять, как рождается спектакль, и проникнуть в творческие замыслы режиссера, мы отправились в театр и попали на репетицию практически «сырого» отрывка из первого акта.

Золотарь как нельзя лучше соответствует классическому образу режиссера, навеянному кинематографом: легкая небритость, растянутый свитер и — постоянная сигарета в пальцах. В момент начала репетиции Золотарь открывает пачку и выкуривает первую сигарету — далее он будет повторять это действие с промежутком в десять минут. Все остальное время он просто мнет сигарету в пальцах.

Актеры Светлана Плотникова и Константин Телегин произносят свои тексты.

— Нет! Стоп! — Золотарь импульсивен и во время речи так машет руками, словно дирижирует актерскими головами. — Здесь не «выясним-выясним», а «вы-ыясним, вы-ыясним»! И порезче, порезче… А вот здесь так не надо, не надо — а то будет масло масляное! Прошу человеческой речи!

Светлана Плотникова произносит реплику: «Я бы яду с работы принесла (мужа отравить)!» Режиссер поправляет ее: мол, здесь не угроза — здесь мечта!

И, «расправляя крылья», цитирует этот отрывок так, как, на его взгляд, должно быть, — мечтательно.

Перед подмостками, на которых происходит действие, у Золотаря стоит режиссерский столик — черный, на гнутых ножках, с кувшином воды, чашкой кофе и пепельницей, полной окурков. Однако он относится, скорее, к декорациям — Золотарь за столом почти не сидит. Во время репетиции он бегает по сцене, нервно курит, размахивает руками, показывая, как надо играть; то ложится на пол, то «взлетает» над сценой лебедем:

— Света! Тут не абы какой танец, а балет «Лебединое озеро» пошел. Кресло у нас — станочек: ножку тянуть, тянуть…

В процессе репетиции у Золотаря рождается идея: утюг, которым жена грозит то гипнотизеру, то мужу, должен быть не принесен из комнаты, как положено, а вынут из саквояжа гипнотизера. Он радуется этой находке и заставляет актеров сыграть сцену с утюгом по-новому. Утюг, судя по всему, оказывается весьма тяжел — актриса Плотникова едва с ним справляется, боится, что не удержит его в руках и случайно ударит кого-нибудь из коллег.

Заслуженный артист России Владимир Лемешонок, который играет в другом составе этого спектакля, также присутствует на репетиции. Хоть Лемешонок и не участвует в ней, он одет в сценический костюм — наверное, для вхождения в образ. По поводу тяжести утюга Лемешонок замечает, что Пушкин-де вообще с тростью весом в 16 кг ходил — и ничего.

«Я обманываюсь сам и обманываю зрителя…»

После репетиции Владимир Золотарь согласился побеседовать с нами.

Владимир, чем вас привлек «Детектор лжи», и почему вы ставите его именно в «Красном факеле»?

Режиссер не всегда сам выбирает пьесу. Есть такая вещь, как заказ, — театр помимо разговоров о высоком искусстве — еще и производство. И режиссер в нем играет определенную роль. Другое дело, что я волен отказываться от заказов, которые меня категорически не устраивают.

«Детектор лжи» мне во многом интересен: за полтора года в разных театрах я поставил три спектакля, три глобальных работы с огромным количеством актеров. Но начинал я как камерный режиссер, и мне захотелось к этому вернуться — в «Детекторе…» всего три персонажа. К тому же я хорошо знаком с творчеством Сигарева, и эта его пьеса меня «купила» — она обманула меня изначально. У меня появилась цель — обмануть и зрителя. На первый взгляд, пьеса — простая бытовая вещь, «чернушная» комедия. Но ведь она с «двойным дном»! Драматургом ставится задача: зритель начинает идентифицировать персонажей с проблемой. И эта дорожка для меня интересна, как и попытка создать сложную композицию. Автор в ремарке делает заявление: ситуацию я придумал, но она происходит с реальными людьми. Их отношения — давно «поросли сорняками». Они подобны коробочкам, которые вскрываются консервным ножом: одна, другая, третья… Появляются на свет колоссальные вещи, начинается «раскопка» любви там, где ее не предвидится. В этом сила драматурга Сигарева: исследование любви, которая прячется глубоко в каждом из нас.

С чего для вас, как правило, начинается работа над спектаклем?

Разные пьесы всегда диктуют разный процесс. Повторю — всегда! В Барнауле, когда ставил «Ромео и Джульетту», я занимался долгим разбором пьесы и «сговором» с артистами. Подкинул молодым ребятам такую идею: хотите играть роли — делайте заявки. А потом я подробно разбирал каждую заявку, и долго с каждым актером мы беседовали о пьесе. Это привело к тому, что я начал репетировать прямо на площадке, видя готовый рисунок.

Здесь другая история, здесь нужно долго копаться в подтексте. Вот, к примеру, огромный монолог героини про платье, в котором она задает мужу вопрос через гипнотизера: за сколько оно в свое время было куплено супругом? И выясняется, что платье стоило 91 рубль, а не 450, как он говорил. Это платье — осуществление любви его, единственный большой подарок, материя оказывается враньем… Чтобы хорошо разобраться в пьесе, нужно долго вчитываться в нее. Текст должен «осесть на языке» каждого актера, а у Сигарева такие словечки!

Каков бюджет спектакля?

Честно? Понятия не имею. На самом деле он не супердорогой. На что придется потратиться — на нашу затею с телевизорами. Мы с художником подумали, что создать метафизическое пространство можно с помощью четырех экранов.

Вы либеральный режиссер?

Бывает, что работаю жестко, но это на заключительном этапе. Иногда репетиции доходят до истерик. Здесь этого совершенно нет, мы с актерами играем в одну игру. Нет необходимости давить. А вообще, я считаю, что театр — дело человеческое и требует понимания, а не насилия.


Вера Толмачёва, «Аргументы и факты на Оби» № 5 1 февраля 2004