Дворянская кровь Светланы Сергеевой

...Царственная улыбка Светланы Сергеевой с первых мгновений выдает ее принадлежность к особому миру — Артистическому с большой буквы. Узнаю ее почерк и в последней работе, в мольеровском «Лекаре поневоле» (ввод состоялся в начале сезона вместо ушедшей из театра актрисы). Благородную кровь не укротить никакими предлагаемыми обстоятельствами. Заполошная парочка разыгрывает двухсотую вариацию интермедии «Милые ругаются — только тешатся». Мартина, уворачиваясь от Сганареля, падает на пол: «А мне нравится, когда он меня бьет», — провозглашает победоносно, с вызовом, озаряя пространство той самой царственной улыбкой.

«От природы он меня талантливей, Богом ёму больше дано, — говорит Светлана Сергеева о муже, Михаиле Стрелкове, вместе с которым 27 лет служит «Факелу». — Но мне чаще везло — всегда случалось больше работы». И, добавим, никогда не позволяла себе играть с «холодым носом», и не допускала никаких больничных, разве что когда совсем не могла двигаться. Венец творения — «Кандид», потребовавший от труппы всего, что умеет и заставивший уметь еще больше; представил Сергееву в сольной партии Старухи — мощный голос, зажигательный темперамент, оптимизм и задор молодости, изворотливость и хитрость зрелости, мудрость преклонного возраста. Ее Старухе и 30, и 40; и 60 лет — в зависимости от того; сколько она сама пожелает. Стоило с детства мечтать о музицировании, замирая от волшебных звуков рояля и скрипки, стоило отказаться от опереточной сцены с ее лакированным пониманием мира, чтобы через много лет блистать в мюзикле Вольтера — Бернстайна.

Любовь актера к театру неизменна. Любовь театра к актеру сурова. Прежние спектакли с участием Светланы Сергеевой один за другим стали сходить с репертуара, а в следующих (семь премьер!) ее не занимали. Этот двухлетний период безвременья переживала (пережидала) стой же царственной улыбкой. Ролей не просила. Убеждала себя, что все преходяще, что появилось больше времени для воспитания внучки Даши, ее обучения желанной музыке, пока дочь с мужем, вынужденно оставив основную специальность, пытают счастья в бизнесе...

Сколько неизрасходованных сил, страсти готова была вложить в новую работу, только появись она, случись! Но возник далеко не Шекспир, а всего лишь американец Шизгал с какой-то малоизвестной, неказистой пьесой «для двоих». И название ее, «Машинистки», было совсем несозвучно с концом зимы; пред- чувствием весны, расцвета и полета...

На первых репетициях помню актрису по-зимнему зябкой, неулыбчиво-угрюмой Светлана Сергеева и Сильвия Пёйтон были далеки друг от друга, как Россия и Америка. Смущалась, что режиссеры решили занять ее в дуэте с мужем. Всего раз пересеклись они на сцене — много лет назад в литературном спектакле «А зори здесь тихие» на сцене Дома актера. Она привыкла с первых дней знать текст; он — слегка откладывал на завтра. Она — упорно копать, когда, кажется, все уже раскопано; он — полагаться на первое впечатление. Он — задерживается на минуту; у нее — трясутся руки. У него — малейшая заминка, ей — «кажется, рухну от волнения». Себя не помнила и не слышала, только его. Тогда опрометчиво дала себе клятву, что «Зори...» — первый и последний в их жизни опыт совместной работы.

...Два часа Сергеева и Стрелков работают в «Машинистках» глаза в глаза. Не выпуская из своего «биополя» зрителей. Те и не подозревают, что присутствуют при ситуации, когда так плодотворно нарушение клятв.

— Серов говорил, что здесь необходима больная, натянутая струна. А как ее найти? Моя жизнь не совпадает с судьбой героини. Сковывал страх перед новой работой, жернова ой как тяжело крутились. Но пыталась отталкиваться от своих эмоций; от горького опыта. Я в своей жизни кого-то отвергала, но отвергали и меня, и это было больно. Поначалу в роли холод, но находился заветный уголок — и жарче, жарче...

Незадолго до премьеры, после прогона, окрыленный Алексей Серов сообщил: «Стрелков играет просто хорошо, но Сергеева — безупречно!» Беспристрастные московские критики, недавно посетившие «Красный факел», назвали «Машинисток» «идеальным спектаклем для малой сцены», особенно отметив работу актрисы. Михаил Стрелков, надо полагать, великодушно уступил пальму первенства спутнице жизни, дав понять, что и среди двух равноправных партнеров один все равно «главнее».

Максимально сжатый в «Машинистках» сценический промежуток времени вбирает в себя целую жизнь. Не прибегая спасению гримом и переодеваниям, актеры психологически тонко прослеживают внутреннюю динамику характеров и возраста персонажей Они играют не «производственную драму», хотя стены машинного бюро рекламной конторы — единственное место действия, где Сильвия и Пол провели бок о бок более 30 лет. Это узкое пространство они так и не сумели разомкнуть. История и об этом тоже, но главное — о любви, неутоленной, неосуществившейся, но ни разу себя не запятнавшей. Голос Сильвии оказывается в этом диалоге звонче и пронзительнее. Потому, наверное, что мечта женщины всегда неистовей и страдание острее.

Сильвия красива. Не бывает среди женщин с такой внешностью одиноких? Сильвия не замужем не «еще», а «все еще». Актриса убеждает —. виноваты в этом не только обстоятельства. И находит какие-то неуловимые черточки, штрихи, одной ей известные не краски даже, а их оттенки. Движения — суетливо-значительные, темп речи — убыстренный, голосок взлетает к высокой ноте и повисает на ней. И улыбка, знаменитая, американская, кричащая: вам! с вами! для вас!

Кокетство Сильвии неловко, желание нравиться не прикрыто и слишком откровенно разочарование от того, что Он, оказывается, женат. «Я устала надеяться и ждать», — вопит ее душа. «Мне надоело покрывать ваши грехи» — облекает отчаяние в слова. Сдали нервы, слез много, и они близко, убегает из кабинета — от него, от себя, от всего.

Возвращается, потому что выбора нет. Не было и не будет «Машинистки» — спектакль о маленьких людях, лишенных возможности выбора социального и не сумевших отстоять выбор личный.

На какую-то секунду вместо Сильвии мелькнул образ нетерпеливого охотника за бабочками: он тоже не умеет ждать, замерев, он машет сачком неловко, резко. Сильвия знает, что так всегда и будет. Знает, что по-другому она не сумеет. Но уже умеет ценить счастье в малом. Потери без обретений и незримые, тайные обретения без угрозы потери научили ее чувству собственного достоинства. Американская улыбка Сильвии не угасла — она слетела, как осенний лист с дерева, она и больше не нужна. И здесь, наверное, Светлана Сергеева позволила себе на миг стать самой собой — Сильвия улыбается печально, мудро и... по- царски.

И я задала-таки вопрос, мучивший меня давно:

— Светлана Сергеевна, есть ли в вас дворянская кровь? Та, особая, что дает о себе знать через много поколений?

Она тихо рассмеялась:

— Нет у меня никаких кровей, Да и фамилия девичья говорит сама за себя: Услистая. Родилась и выросла в Донецке, все предки — крестьяне и рабочие, в семье было шестеро детей, в 17 лет пришлось качать самостоятельную жизнь...

— Откуда же у вас такое царственное чувство собственнёго достоинства?

— Наверное, воспитано жизнью. Жизнь закалила и научила всему. Нужно было выстоять.

Так, наверное, ответила бы и Сильвия.


Яна Колесинская, «Советская Сибирь» от 2 ноября 1996 2 ноября 1996