Что нового покажет мне Москва?

Хождение во власть

Минувший сезон в связи с молодой отечественной режиссурой выявил по крайней мере пару тенденций. И обе положительного свойства. Во-первых, потихонечку, маленькими такими шажками перспективные постановщики начинают входить в российское театральное руководство — и в провинции, и даже в столице. Под занавес сезона, после трагических событий в московском Театре имени Пушкина, связанных с безвременным уходом из жизни художественного руководителя Романа Козака, столичные культурные власти утвердили на этот пост актера Пушкинского и весьма уже известного режиссера Евгения Писарева. А Сахалинский международный театральный центр имени Чехова еще в начале сезона доверили возглавить молодому московскому режиссеру Никите Гриншпуну.

Второе назначение по-своему симптоматично. В том плане, что одаренный Гриншпун, несмотря на столичные успехи (его спектакль «Шведская спичка» в Театре Наций был номинирован на «Золотую Маску», участвовал и в других престижных фестивалях), не стал судорожно цепляться за «центровые» театры и уехал в буквальном смысле слова на край света — за театром своим. И завершившийся сезон разочарований не принес — ни Сахалинскому центру, ни его молодому художественному руководителю. Оба в этой связке постепенно входят в круг пристального театрального внимания.

О справедливости и обоснованности этих назначений, конечно, можно будет говорить спустя какое-то время. Тем более что для молодых режиссеров театральное руководство — дело неизведанное. Более того, для того же Евгения Писарева, вероятно, и неожиданное. В режиссуру он подался из актерского сословия, с которым не порывает. И его спектакли, более («Одолжите тенора» в Пушкинском, «Конек-Горбунок» в МХТ имени Чехова) или менее («Пиквикский клуб» в МХТ) удачные, пока что демонстрировали явную постановочную одаренность, но не стратегически-идейные озарения в профессии. Хотя неких «авторских» в режиссерском смысле театров у нас не так уж и много, зато, наверное, стоит научиться грамотному и профессиональному «интендантству», которое из-за нехватки вышеупомянутых идей может быть весьма полезно.

А чтобы закрыть провинциальную тему, которая требует отдельного разговора и большей информированности, стоит все же сказать, что в российских регионах молодые режиссеры работают порой даже ярче, чем в столицах. И зачастую именно там получают возможность реализовать себя. К наиболее удачным примерам, пожалуй, стоит отнести спектакли питерца Дмитрия Егорова в Омске, Барнауле, Екатеринбурге. Именно они позволили говорить о нем, как об одном из самых перспективных российских постановщиков, который к тому же весьма успешно «грешит» драматургией. Второе имя из той же когорты наиболее перспективных — Тимофей Кулябин из Новосибирского театра «Красный факел». Тоже засветившийся на прошедшей «Золотой Маске» своим «Макбетом», он в прошлом сезоне, кроме всего прочего, сделал в ярославском Волковском театре весьма своеобразный, темпераментный и мощно энергетический спектакль «Кармен». Творческая природа Кулябина, кстати, во многом отличается от подобной у его коллег. Его, кажется, мало заботит своевременная «актуальность», он чужд молодежной агрессии и не слишком пытается высказаться «о времени и о себе». Его режиссура, скорее, чувственна и эмоциональна, нежели рассудочна, зато он способен погрузить публику в самоценный и насыщенный театральный мир и добиться того, чтобы зритель этот мир с легкостью присвоил.

Новые имена

Тенденция вторая, о которой упоминалось выше, связана с появлением на московской театральной карте новых режиссерских имен, вчерашних студентов РАТИ или даже еще на закончивших учебу. Сразу пятерым из них дал путевку в жизнь Российский Молодежный театр под руководством Алексея Бородина, объединив в своем проекте «Молодые режиссеры — детям». Тут, кстати говоря, весьма удачно синтезировалось решение сразу двух насущных проблем: режиссерского будущего и развития детского театра. Среди участников проекта: Сигрид Стрем Рейбо (представительница Норвегии), Екатерина Половцева, Марфа Назарова, Александр Хухлин и примкнувший к ним Егор Перегудов с «взрослым» спектаклем «Под давлением».

Но вот что интересно. Казалось бы, детские сказочки, эка невидаль, на это традиционно не уходит слишком много режиссерских затрат. Но в этом рамтовском проекте у каждого из названных прослеживается некий поиск иного, нетрадиционного театрального языка. Практически все постановщики повернулись к приемам непосредственно игрового действа, без декорационно-костюмных изысков, где именно игра (подчас совместная с детьми-зрителями) становится сутью и смыслом происходящего на сцене. Кстати, подобное понимание театра для детей ближе к европейскому, чем к исконно-посконному, и в этом стремлении сломать все штампы, заменив их свежестью и новизной (для нас, разумеется), угадывается молодая перспективность, не скованная стереотипами.

Упомянутые молодые постановщики тут же получили и другие театральные предложения, успешно реализовав и их. Так, Сигрид Стрем Рейбо сделала спектакль «Ежик и медвежонок» в Центре имени Мейерхольда, а Екатерина Половцева приняла предложение престижного «Современника», осуществив на Другой сцене спектакль «Хорошенькая» по пьесе Сергея Найденова.

А чтобы закрыть тему детских спектаклей, следует вспомнить работу Сергея Посельского, не дебютанта, правда, но тоже молодого режиссера. Свой спектакль «Принц Каспиан» в Театре на Малой Бронной он сделал совсем в ином ключе, нежели рамтовцы. Действо получилось масштабным, роскошным по сценографии и костюмному оформлению, с многочисленными спецэффектами и всяческими волшебными превращениями. Что, между прочим, детям тоже нравится, тем более что в основе спектакля — знаменитые «Хроники Нарнии» Льюиса, уже полюбившиеся детям по многочисленным голливудским инсценировкам. На драматической сцене Москвы дебютировал молодой режиссер Василий Бархатов (то того известный как оперный постановщик, в том числе и Мариинского театра). Его «Разбойники» в Театре имени Пушкина, переиначенные на современный лад и музыкально наполненные, шокировали и заинтриговали одновременно. Подкупало, конечно, некое «послание» молодого человека современному миру, в котором в соавторы был взят Шиллер, определенность авторской позиции, темперамент и азарт, подчас выходящие из берегов. Однако с точки зрения профессиональной четкости замыслы оказались куда богаче результата. В «Разбойниках» без труда обнаруживалась масса ярких заявок без их развития, череда нестыковок и броских «пятен», вносивших хаос в и без того не всегда организованное действо.

Старые знакомые

О «старых знакомых», впрочем, говорить только лишь в контексте молодой режиссуры уже как-то нелепо. Такие постановщики, как Миндаугас Карбаускис, Кирилл Серебренников или Константин Богомолов, сегодня во многом определяют столичную сценическую жизнь, даже несмотря на то что не всегда принимают в ней достаточно активное участие, «отвлекаясь» на дела параллельные.

Хотя как раз к Богомолову это не относится. В минувшем сезоне, как и в предыдущем, Театр под руководством Олега Табакова представил два его спектакля — «Волки и овцы» и «Wonderland—80», которые тут же спровоцировали бурные и разноречивые критические отзывы. Да и попасть на них в «Табакерку» практически невозможно. Константину Богомолову, как никому другому, удается сочетать молодой и агрессивный режиссерский темперамент с уже очень высоким (без скидок на молодость) профессионализмом. Его театр явно авторский, и режиссерские послания «от первого лица» без труда читаются во всех его спектаклях. Он не просто ставит Островского или Довлатова в причудливом синтезе с Льюисом Кэрроллом, выдавая более или менее внятную интерпретацию, но создает общий контекст из классических текстов и проблем, современных сценических и жизненных реалий, своего мироощущения. Быть может, поэтому последние спектакли Богомолова категорически не приемлют зрительской расслабленности и отрешенности, но явно вызывают на спор, результатом которого может быть как неприятие, так и, наоборот, восторженное согласие. А подобный живой театр — все-таки редкость.

Спектакль Миндаугаса Карбаускиса, после двухлетнего перерыва вернувшегося на столичные подмостки, стал одной из главных интриг минувшего сезона. Все в том же РАМТе он инсценировал роман Ицхока Мераса «Ничья длится мгновение» о еврейском гетто времен Второй мировой войны, как всегда, презрев предпочтения массового зрительского спроса. Впрочем, и сам Карбаускис — не персона масскульта. Он сохранил в этом спектакле глубину и серьезность, эмоциональную сдержанность, строгую метафоричность. Быть может, показался чуть более осторожным и расчетливым, нежели ранее, но, вероятно, к этому привела затянувшаяся режиссерская пауза. Что же до режиссерского мастерства и профессионализма, то здесь Карбаускису мало равных.

«Трехгрошовая опера» Кирилла Серебренникова в МХТ имени Чехова, наоборот, особых восторгов не вызвала, в отличие от многих вопросов. И отчасти показалась повторением пройденного, после чего осталось ожидать каких-то новых поворотов в режиссерской судьбе маститого уже постановщика.

Кстати, по критическим оценкам, недалеко ушли с прежних позиций Владимир Панков с «Ромео и Джульеттой» (в рамках шекспировского проекта Театра Наций), Николай Рощин («Бох» в театре «АРТО»), упомянутый Евгений Писарев («Босиком по парку» в Театре имени Пушкина). Это отнюдь не значит, что их работы сочли провальными. Просто молодая режиссура немыслима без какой-то в хорошем смысле слова «нестабильности», резких поворотов, неожиданных поисков, пусть они даже и не приведут к явным результатам. Здесь, ей-богу, иногда именно процесс бывает важнее результата, а поставленные «на поток» привычные приемы уже не вызывают восторгов. Зато новые работы Павла Сафонова («Приглашение на казнь» в РАМТе) и Ирины Керученко («Кроткая» в МТЮЗе), наоборот, заинтересовали после случавшихся в свое время разочарований. Вдруг оживился режиссерский взгляд, появились свежие и искренние интонации, возник более тесный контакт с актерами, что пошло только на пользу спектаклям.

Смысл перспективы

За рамками этих заметок остались многочисленные работы молодых режиссеров, связанные с «новой драмой», с такими сценическими образованиями, как Театр.doc, «Практика», Центр драматургии и режиссуры Алексея Казанцева и Михаила Рощина. Они, конечно же, требуют отдельного разговора, потому что там речь в большей степени идет о связке «жизнь — театр», освоении новых текстов и сценических реалий, которые подчас мало похожи именно на сценические.

Подводя же итог тому, что делается в «большом» профессиональном театре, понимаешь, что поводов для глобальных разочарований в молодом режиссерском поколении становится все меньше. Молодая режиссура, хотя и не на желаемом уровне, но все же востребована самыми престижными столичными театрами. Правда, говорят, что этот процесс сильно тормозит в Санкт-Петербурге, а это, конечно, странно. Молодым режиссерам начинают доверять театральное руководство. Правда, в микроскопических пропорциях, но надо же с чего-то начинать. И в общем-то приток свежей крови постепенно вливается во многие престарелые театральные организмы.

Другое дело, конечно, что далеко не все в этом процессе определяется именно возрастом, а молодость — не всегда показатель новизны и перспективы. «Революционных» театральных идей по-прежнему мало, а поэтапное мышление на уровне отдельного спектакля далеко не заведет. Равно как и упомянутых авторских «посланий», личностных моментов в спектаклях куда меньше, чем просто грамотных, качественных и вполне профессиональных постановок. Впрочем, этому не научишь. Это рождается как-то само по себе, спонтанно, в нужное время, которое само только знает, когда придет. Хотя, конечно, хочется дождаться.

Ирина Алпатова, «Культура» № 28 от 28 июля — 4 августа 2010 29 июля 2010