Человек играющий

Проблема обновления режиссерского корпуса в российском театре во все времена стояла остро. На излете советской власти молодым, как правило, не доверяли не только художественное руководство, но и серьезные постановки. В «подающих надежды» у нас ходили зрелые мужчины, разменявшие пятый десяток лет. В начале 90-х появились возможности: создать собственный театр, предъявить эксперимент. Однако к тому времени почти все сколько-нибудь заметные молодые постановщики сосредоточились в Москве и Санкт-Петербурге. Так продолжалось и в «нулевые», причем до самых последних лет. Нынче, кажется, ситуация меняется. Интересная молодая режиссура сегодня формируется в провинции в не меньшей степени, чем в столице. Именно режиссеры, получившие образование в московских и петербургских театральных вузах, не стремятся во что бы то ни стало остаться в метрополиях, но смело едут по городам и весям, иногда «на край света», чтобы там, вне ярмарки тщеславий, в условиях более высоких степеней свободы и востребованности ставить так, как им хочется.

Тимофей Кулябин родом из Новосибирска, туда же и вернулся после окончания РАТИ (мастерская Олега Кудряшова) в 2007 году, став штатным режиссером Театра «Красный факел». За совсем еще недолгую творческую жизнь успел поставить спектакли по Пушкину и Лермонтову, Шекспиру и Гоголю, Мериме и произведениям современных авторов. И не только в Новосибирске, но и в Омске, Риге, Ярославле. Замахнулся на оперу и замах осуществил — в Новосибирском театре оперы и балета идет его «Князь Игорь» Бородина. Сразу же попал в орбиту престижных театральных фестивалей, включая «Золотую Маску», которую, правда, не получил, зато удостоился лауреатства на других форумах — и как лучший дебютант, и как лучший режиссер. Был приглашен в Новосибирский театральный институт в качестве педагога. При этом молодому режиссеру еще далеко до 30.

Официальный «послужной список», конечно, — дело важное, но не самое главное. Главное же то, что Кулябину присуще абсолютно индивидуальное, своеобразное и весьма оригинальное видение театра. Он его именно видит, отдавая предпочтение эмоционально-зрелищным компонентам спектакля. Он его слышит: музыкально-звуковой ряд его постановок отнюдь не существует в качестве аккомпанемента, но непосредственно участвует в действии. И, наконец, он театр чувствует: его спектакли наполнены ассоциациями, интуитивными догадками, именно чувственным смыслом. В меньшей степени ему пока удаются некие психологические подробности и внятно-последовательное развитие характеров персонажей. Но это дело наживное и, вероятно, придет с элементарным обретением собственного человеческого опыта.

И еще любопытный момент, который многим может показаться спорным, хотя это абсолютная театральная тенденция сегодняшнего дня. Кулябин — сам себе театр, выбор материала и постановочные идеи, вероятно, совсем не зависят от того конкретного театра, где он делает спектакль. Кулябин отнюдь не принадлежит к «обслуживающему персоналу», который угождает театру, зрителю и городу в целом. Скорее, он этому городу свой спектакль дарит, и вовсе необязательно, чтобы при этом публика дружно падала в обморок от восторга. Наоборот, с режиссером можно и нужно спорить, что-то не принимать, над чем-то задумываться. Но то, что это живой и современный театр, сомнению не подлежит.

Свой последний по времени спектакль, «Кармен» по одноименной новелле Проспера Мериме, Тимофей Кулябин сделал в Ярославском Волковском театре. Ревнители абстрактных «традиций», конечно же, получили отличный новый повод к язвительным пересудам, подобный тому, что год назад спровоцировало нашумевшее «Горе от ума» Игоря Селина. Зрители, открытые театральным поискам, «информации к размышлению» получили не меньше. Отчасти провокативный и удивительно красивый, зрелищно мощный спектакль создает удивительное эмоциональное поле, где встречаются и скрещиваются эмоции всех — режиссера, актеров, зрителей. Это поле в «Кармен» — один из самых важных и значимых компонентов, а возникает оно далеко не в каждом современном спектакле. Если честно признаться, весьма редко.

Понятное дело, что в авторском спектакле некую драматургически-сценарную основу режиссер тоже сочиняет сам. А следует сказать, что на драматической сцене «Кармен» Мериме — редкость. Вот опера или балет — другое дело, оттуда и черпается основная зрительская информация, за исключением самого первоисточника, конечно. Впрочем, у Кулябина слово и действие вряд ли стоит разделять, причем здесь одно другое не иллюстрирует, но одно из другого вытекает, друг в друга перетекает. Литература для молодого режиссера — отнюдь не фетиш, но, скорее, повод к тому, чтобы оживить неподвижные страницы, считав с них сонм образов и ассоциаций.

Что же до внешнего ряда, то и он здесь не в конфликте и не в контрасте с внутренним. В который уже раз на ярославской Волковской сцене возникает не просто «декорация», но создается образ спектакля. И вторично с помощью художника Олега Головко (он оформлял спектакль «Прекрасный мир...» Владимира Петрова). Никаких тебе «типичных» испанских примет быта, все это остается на долю костюмов Светланы Матвеевой. Вообще, над так называемой типовой Испанией художник с режиссером забавно иронизируют. В определенный момент на заднике появляется карта государства, испещренная национальными символами: коррида, фламенко, гитара, Дон Кихот и прочая. А на сцене не то: с грохотом падает «занавес» — тюремная решетка, словно отсекая Хосе от жизни. Шелестят по краям сцены серые, словно стальные жалюзи. Тут и там — грубо сбитые лавки. На заднике — огромный экран, один из основных элементов оформления.

Про экран, признаться, доводилось не раз писать то, что он частенько становится общим местом, возникая в девяти спектаклях из десяти. Другое дело, что этим приемом нужно уметь пользоваться. Андрей Аршинов (видеоряд), Андрей Батурин, Игорь Мосин и Олег Чучуй (online-съемка) делают это блестяще. То, что проецируется на экран, имеет не фоновый, но смысловой характер. Лежащую на земле Кармен забрасывают лепестками роз — на экране, в ином ракурсе, каждый такой «бросок» расплывается кровавым пятном. Тут стоит только поаплодировать технике, ставшей эмоцией.

Тимофей Кулябин сочиняет и воплощает на сцене «откровение от Хосе» и делит его на ряд эпизодов-историй, озаглавленных именем того или иного персонажа: «Кармен», «Хосе», «Лукас». Но история все равно едина, а прошедшее время рассказа тут же оборачивается настоящим. Впрочем, в прологе и эпилоге нас тоже провоцируют, пытаясь сбить с эмоционального толка: перед закрытым занавесом является пародийное трио «Los Panchos», составленное из весьма потертых жизнью уличных музыкантов (Валерий Соколов, Валерий Квитко, Людмила Томилина). Начинают наигрывать, напевать, пританцовывать нечто весьма комичное и банальное, ведь оперно-балетная история Кармен растиражирована и затерта до дыр. И тут же, на контрасте с этими несерьезными уличными забавами, рождается история иная — страстная и печальная одновременно.

Приемов и придумок у молодого режиссера столько, что их хватило бы на добрый десяток спектаклей. Но по молодости хочется сказать все и сразу. Когда-нибудь Кулябину стукнет 45, и, вероятно, появится расчетливая осторожность: этот прием я использую сейчас, а этот приберегу для следующего раза. Пока же всем, что он видит, слышит и ощущает, режиссер щедро делится с актерами и зрителями. Хочешь — бери, устал — закрой глаза и отдохни. Но даже закрыв глаза, ты не покинешь вышеупомянутое «поле» — на сей раз в его звуковом варианте, где в песне Эдит Пиаф ясно слышится имя Кармен, Пиаф сменит Лолита Торрес, по-своему переиграется знаменитый мотив «Хабанеры» (музыкальное оформление Владимира Бычковского).

Актерский мир «Кармен» един, но многолик. Здесь разве что центральной паре, Хосе — Руслану Халюзову и Кармен — Александре Чилин-Гири, дарованы только эти образы. Все же остальные меняют маски и образы, как заправские комедианты. Сколько их тут: тюремщики, офицеры, контрабандисты, цыганки, работницы табачной фабрики. Массовка живет, танцует, заигрывает, дерется (режиссер по пластике Ирина Ляховская). Офицер запросто преобразится в Быка (Николай Шрайбер), а контрабандист — в пикадора Лукаса (Алексей Кузьмин), и выдадут нам такую виртуозную пластическую «корриду», что зал взорвется аплодисментами.

Руслан Халюзов (Хосе) — пожалуй, главное открытие этого спектакля. Совсем молодой актер, получивший первую в своей жизни главную роль, отнюдь не тушуется и не выглядит новичком. Его Хосе исповедуется, вспоминает, мгновенно наполняя эти воспоминания живой страстью, болью, темпераментом. И, в общем-то, на Кармен — Чилин-Гири лучше смотреть его глазами, нежели своими собственными. Потому что собственные порой видят красивую женщину, которой явно не хватает той страсти, ради которой пойдешь и на преступление, и на смерть. Она полна усталого достоинства и уж слишком сдержанна, и только в отдельных эпизодах является той Кармен, которую все ждут. Но все-таки Кармен — это некий символ, подобный шекспировской Джульетте, который можно «трактовать» и развивать, но нельзя лишать главного. Впрочем, одной из лучших молодых актрис Волковской труппы, конечно же, удастся со временем связать отдельные удачные эпизоды в цельную историю.

Что же до режиссера, то он уже не в первый раз проявил свое умелое владение театральной формой, которая у него подчас парадоксальным образом становится самим содержанием. Этот вечный сценический конфликт победить удается не всем и не сразу. Быть может, Тимофей Кулябин его пока и не ощущает. Тем более что все его спектакли — это отнюдь не прекрасно исполненная, но все же внешняя оболочка. В них есть и душа, и чувство, и мысль. Все это пульсирует, бликует, настигая, перебивая друг друга. Но человек в его тонких и очень глубоких психологических проявлениях еще ждет своего часа.


Ирина Алпатова, «Культура» №17 (7730) от 13-19 мая 2010 13 мая 2010